Обмены пленными между Украиной и Россией, которые состоялись в сентябре и декабре 2019 года, много чем отличались. Например, известностью имен.

В первом случае казалось, что рядовые украинцы в подавляющем большинстве точно знают всё про 35 освобожденных сограждан. Мы в деталях помнили подробности дел Сенцова и Кольченко, Карпюка и Клыха, Гриба и Сущенко, а также моряков, захваченных в Азовском море.

В декабре все было совсем иначе. 76 человек, которых Россия руками своих террористических марионеток из «Л/ДНР» вернула Украине, были мало известны. Кто-то слышал про Станислава Асеева, кто-то – про Богдана Пантюшенко и других военнослужащих, но на этом у большинства знания заканчивались.

Возможно именно поэтому Офис президента после проведения обмена опубликовал список освобожденных лиц с кратким описанием их историй.

В частности, в этом перечне есть имя 67-летней Галины Терещенко.

«Гражданская. Проживала в оккупированном Донецке, где и была захвачена в августе 2017 года. Вела списки боевиков, записывала номера автомобилей «МГБ». Галине инкриминировали «шпионаж», – писали о женщине на Банковой.

Ее история интересна тем, что в отличие от многих других, осужденных террористами «Л/ДНР» по статье «Шпионаж» на основании надуманных обвинений, Терещенко говорит, что стала пленной, «потому что воевала».

В заключении она провела два года и четыре месяца. И если бы не обмен 29 декабря, Галине пришлось бы отбывать наказание свыше 12 лет лишения свободы, к которым ее приговорил мифический «военный трибунал» боевиков.

Во временно оккупированном Донецке она работала рядом со зданием так называемого «министерства государственной безопасности» террористов «ДНР» и об увиденном там рассказывала украинским спецслужбам.

Интересно: Мастер крафтовых юморесок: Повод для шуток №1 в ближайшие годы – именно Зеленский

По словам Галины, она не могла смириться со случившимся в 2014 году и хотела помочь Украине хотя бы таким образом.

Радио Свобода взяло интервью у Терещенко, где она рассказала о своем деле, заключении, российских военных на Донбассе, настроениях на временно оккупированных территориях и не только. «Черноморка» приводит главное из ее заявлений.

О СЕБЕ

«Я живу в Донецке, и я не патриотка, как, например, Зоя Космодемьянская, я просто украинка и всегда хотела помогать Украине. Я не приняла сторону России, которая пришла с пулеметами: понастроили блокпостов и начали стрелять по собственному дому. Это мне не понравилось. Вот такие взгляды у меня были.

Я не имею ничего против российского народа, нет. У меня нет такого, что если ты русский, ты чуть ли не фашист. Поэтому мои действия связаны со стремлением помочь своей стране».

ЗА ЧТО ЗАДЕРЖАЛИ

«В Донецке я живу в Калининском районе, и я работала рядом с «МГБ». Там находится Кожно-венерологический диспансер. Это место такое – военная часть в одном здании с «МГБ». И рядом – магазин, куда часто приходили люди с оружием. В моем обзоре были эти три здания, я каждый день видела, что там творится. Я все это видела и могла дать информацию. И я ее передала, вот так.

Эта информация не такая уж и гостайна. Это машины с украинскими номерами, они подъезжали к этим зданиям, из них выходили военные. Вот и все. А как они узнали… Мне надо было молчать на работе, меня сдали коллеги».

ОБ АРЕСТЕ

«По пути на работу. Я подошла посмотреть, что за машины стояли возле «МГБ», я ничего не делала, ничего не записывала, ко мне вышел простой рядовой солдат и попросил документы, а потом попросил следовать за ним. Меня обыскали и нашли в сумочке записки. Потом я сказала, где работаю, и провели обыск на работе, где нашли документы о моей работе на Украину».

ПРО ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Как это бывает – что руки резали, били – нет. Сажали на стул, один раз я сидела целый день, вся в проводах, и мне рассказывали, какое «ДНР» прекрасное молодое «государство» и что я подрываю в Донецке его основы. И все время они хотели узнать, им было это важно, кому я передаю сведения.

То есть в «МГБ» ко мне не применяли физическое насилие, но в тюрьме и СИЗО я физическое насилие на себе испытала. От заключенных. Потому что политические сидели вместе с уголовными преступниками. Меня однажды сильно ударили по почкам, другая заключенная меня бросила об стену, и я сильно ударилась головой. Она кричала при этом, что у нее отец какой-то сильный урка, и ей ничего не стоит меня прибить.

Самое страшное, от чего я не могла отойти, когда меня привезли на работу в наручниках, провели демонстративно по дороге. Повыскакивали наши сотрудники и больные, из соседней больницы тоже пришли, очень много людей, и вслед мне кричали: «Фашистка! Маячки ставила! Наших детей поубивала!» Вот это я страшно переживала, это было тяжело. Лучше бы меня в подвале убили…

Потом год было следствие, 26 августа 2017 года меня арестовали, а в заключение я попала 20 августа 2018 года. Приговор – 12 лет за шпионаж без права на обжалование, статья 321».

ОБ УСЛОВИЯХ В КОЛОНИИ И СИЗО

«В изолятор временного содержания бросали бомжей и всех негодяев, какие были, там из досок кровать и грязный матрас. Ни постели, ничего. Туда не пропускали сестру, не передавали вещи. А потом, когда меня перевели в СИЗО, там было 6, 8, 14 человек в камере. Там «ополченки» (террористки – ред.) были, кричали тоже «ты убийца моего народа, маячки ставила, детей убивала». Одна из них сидела за убийство, но тоже мне говорила: «Ты убийца моего народа». А сама она убила русского солдата из Кисловодска. Он приехал воевать, стал ее сожителем, и вот такое…

Я тоже не знаю (что такое «маячки ставила» – ред.). Как будто мы ставим маяки, по маякам бьют и убивают их. Я сама не знаю, что это такое, это они так рассказывают – народ «ДНР», если можно назвать его народом, нас в этом обвиняет, что якобы мы ставили маячки на детские сады и школы, а потом украинцы их убивали».

О СИТУАЦИИ НА ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ ДОНБАССА

«Я очень тяжело переживала, особенно при переходе блокпостов: я видела стариков и думала: господи, за что это народу? Я ездила в Курахово из «ДНР», потому что тоже пенсионерка, и многие люди, когда стояли в очереди в Курахово, говорили: «Ой, а здесь дешевое то, дешевое это…». А потом я с ними проезжала блокпосты, и они менялись и начинали говорить: «Ой, в нашей “ДНР” лучше». Я не могла понять, что ими двигало, и до сих пор не знаю. В Украине (на свободной от оккупации территории –ред.) и тише, и люди живут и работают, а в Донецке – война.

Я не знаю, как это назвать, это труднообъяснимые химеры, чудовища, можно сказать, раздвоенные личности. Приезжают в Украину (на свободную территорию – ред.) – они одни, а приезжают в «ДНР» – сразу меняются: что любят свой Донецк, все для него делают, а Порошенко их убивает.

Может быть, страх, а может, по инерции. Ко мне сестра только что приезжала, я ее спрашиваю: «Лида, как там, в Донецке, как ты себя в нем ощущаешь?» Она говорит: «Троллейбусы ходят, город чистый, люди на базаре продают и покупают. Я не чувствую войны». Хотя жалуются, что все дорого и продукты намного хуже. Вот она привозила мне сыр и колбасу, покупала в Донецке – совсем не то. Даже по качеству продуктов жизнь там намного хуже».

Также важно: Андрей Сенченко: Пришло время разрушить стену ненависти

ПОЧЕМУ РЕШИЛА РАБОТАТЬ НА УКРАИНСКИЕ СПЕЦСЛУЖБЫ

«Это необъяснимо, но у меня было желание помочь хоть чем-то. И когда я видела все это, я думала: это же надо все видеть и рассказать. Было такое желание – донести то, что я видела, вот эти дорогие машины, беготня этих военных в бронежилетах, а потом где-то что-то взрывается. Я видела всю эту возню, соприкоснулась с этой нечистой войной».

ПРО «ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ»

«На военном трибунале, когда меня судили, мне сказали: «Благодари бога, что тебя не расстреляли на месте». Потому что военные могут на месте расстрелять, если замечают, что ты против них работаешь».

О РОССИЙСКИХ ВОЕННЫХ НА ДОНБАССЕ

«Да, полно! Буряты… Один, безрукий, на речку Кальмиус показал и говорит: «Это озеро». Я специально ходила в кафе кофе попить – они подходили, я с ними разговаривала. Из Нижнего Тагила. Они прямо говорили. Потом они регистрировались в Горловке, в Макеевке, у них появлялась прописка, и они представлялись уже как донецкие. Хотя по выговору слышно, что человек приехал из России.

Да, местные документы, они прописаны в Горловке, в Донецке, в Макеевке. А до этого бегали по России – строили, что-то делали, кто в кафе работал, кто где, а сюда приехали и взяли автоматы. Приехали стрелять. Им пообещали деньги, наверное, и они хотели награбить и пострелять. Они считают себя военными. Понадевали форму, автоматы у них, они воюют. Но Украина не хочет с ними воевать. Так и сказал один русский: «Украина не хочет воевать».

А местные любят деньги и золото. Когда меня возили на суды, я поняла, что они в ломбарды заезжают… Интересовались, работает ломбард или не работает, и это было неоднократно. Я с мешком на голове, я не знаю, в какой ломбард они ехали, но они делали это постоянно.

Ну, я же понимаю, что человек военный сдает золото – он не свое сдает, а грабанул – и сдал».

Интересно: Как хакнуть украинскую АЭС: разъяснение опытного хакера

О СИТУАЦИИ НА ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ ДОНЕЦКОЙ ОБЛАСТИ

«Там больше сторонников «ДНР», больше любят Путина. Когда я сказала: «Кремлевский клоун дал автоматы вашим детям» – они меня чуть не сожрали. Но в то же время сторонники Украины там редко что-то во всеуслышание говорят. Просто, учитывая свой возраст, я знала, что мне это сойдет с рук, что я могу острое словечко сказать.

У меня в Донецке осталась дочь. Дочь у меня приемная, муж умер десять лет назад. Она взрослая, 32 года, она может выехать. Она все пережила. Я ей вреда никакого не сделала, потому что она не знала о моей деятельности. И в этом «МГБ» убедилось. Она удивилась, когда узнала, что мама ее воюет».

О ТАКТИКЕ ЗЕЛЕНСКОГО ПО ДОНБАССУ

«Я всегда считала, что нужно разговаривать. Если мы будем разговаривать, мы к чему-то придем. Это однозначно. Понести наказание должны по меньшей мере те, которые убивали, на которых кровь. Но те, которые ходили на референдум и языками… они не должны занимать какое-то положение в обществе, должность учителя, не говоря уже о верхушке».

ВЕРНУТСЯ ЛИ ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННЫЕ ТЕРРИТОРИИ ДОНБАССА ПОД КОНТРОЛЬ УКРАИНСКИХ ВЛАСТЕЙ

«Я думаю, да. Потому что он Путину не нужен. Тем более разбитый, население бедное.

Сами военные, когда разговаривали со мной, делились: «Здесь такие овощи живут. Это не народ, это овощи». Я говорю: «А что, у вас в России нет овощей?». «Да полно, – говорят, – но тут сплошь и рядом».

Читайте «Чорноморку» в Telegram та Facebook