Евгения Подобная – военный корреспондент, которая с начала боевых действий на Донбассе работала в горячих точках, рассказывая украинцам о самых важных и самых трагичных поворотах военной жизни страны.

Когда мы записывали интервью, прошло всего несколько дней с того момента, как на Донбассе погибла одна из героинь ее книги – пулеметчица Яна Червоная. Поэтому разговор во многом – о Яне и о том, какой она была. А еще – о том, почему женщинам надо доказывать, что им есть место на войне, какими бывают военные и сепары, и почему войну нельзя прекратить, просто перестав стрелять.

Когда ты писала книгу, понимала, что кого-то из твоих героинь в какой-то момент может не стать?

Честно, вот я настолько была уверена в каждой из девчонок, в том, что они выживут все, что гибель Яны – она, как обухом по голове. На самом деле, среди моих героинь были девочки настолько рисковые, что за них я боялась немного сильнее.

Яна была такой, что я представляла, как она, став уже бабулькой в орденах, будет носиться до самого конца по каким-то делам и смерть ее дома не застанет. Когда писалась книжка, мысли о том, что Яна может погибнуть, даже близко не было.

Рассказы о том, что быть военкором – не женское дело, тебе приходилось выслушивать?

Я выслушивала много разного. Но, поверь, девочки-военные выслушивали в разы больше. С мужчинами проблем как-то не было, никто не говорил, что мне борщ нужно варить, что мне не место в военной журналистике… Да, опекали больше, чем мальчиков-журналистов и операторов. А вот с женщинами лично мне было сложнее. Какие-то такие дикие вещи бывают в головах у людей, на которые приходится отвечать. Например, неоднократно спрашивали: «Как ты можешь ночевать в блиндаже с десятком мужчин? Ты же вроде порядочная». И приходилось, на полном серьезе, объяснять взрослым женщинам, что, если ты спишь в одном блиндаже с мужчинами – в этом нет ничего страшного, что все спят в трусах, не голые, ты не спишь в обнимку с ними, ты не спишь на них или под ними. И что, да, приходилось просить мужчин провести тебя в туалет. И что война – не институт благородных девиц.

Есть ученая, которая исследует разные женские истории в контексте войн. Она моих девчонок, которых я в книжке интервьюировала, тоже опрашивала для исследования. Одним из главных вопросов у нее было: «Вы стакивались с сексуальным насилием? Вас домогались?». Есть какое-то такое странное представление у многих, что если армия – мужской мир, то женщину априори должны насиловать там. Или она там в поисках кавалера.

Яна еще столкнулось с другой очень страшной штукой, с которой столкнулись практически все девочки из книги, у которых есть дети.

С какой?

Еще когда тело Яны не остыло, всякая мразота начала писать, что ей дети нафиг не нужны были, что она на войну за адреналином поехала, что она плохая мать, которая оставила своих детей. Вот такое было постоянно. Вдвойне больнее это читать, учитывая, что сама Яна постоянно говорила: ее самая большая боль на этой войне – то, что она далеко от детей. Яна всегда говорила, что на Донбассе под пулями есть такие же дети, как ее, и если мы их не защитим, то не известно, что с ними будет.

У нее был миллион причин пойти на войну. Но самая главная – она действительно могла классно и качественно делать свою работу, независимо от того, какой у нее был половой орган. Она была отличной пулеметчицей. Она никогда не говорила: «Я – девочка, мне нужен отдельный блиндаж и особенные условия». Она жила со всеми наравне. Наравне со всеми ходила на посты, не зависимо от погоды. Тем противнее слушать, что про человека, который пошел тебя защищать, погиб за тебя, пишут вот такое, рассказывая что-то про «плохую мать».

Оно как-то спонтанно пришло. Началось все с того, что мы познакомились с Машей Берлинской. Мы делали материалы о равноправии в армии, о том, что не все женщины могут занимать боевые должности. Когда начинаешь ездить на войну и знакомишься с живыми людьми, то понимаешь, что у каждого – своя уникальная история. Я работаю в телевизоре, на каждого героя могу себе позволить выделить 30 секунд эфирного времени – и все. А хочется же рассказать всю историю героинь.

Каждая девчонка из моей книги прошла очень непростой путь в армии. Каждой надо было доказать, что она на что-то способна и что она – на своем месте. Завоевать уважение мужчин-военных – не так-то просто, на самом деле. Если мужчина пришел в армию – он молодец. Женщина, которая пришла в армию – непонятно чего пришла и должна доказывать, что может тут быть. Никто из девчонок, практически, до этого не имел никакого отношения к армии. Было интересно, как они оказались на войне. Оказалось, что все истории – разные и интересные.

Вот сначала я так одну девочку записала, потом – вторую, потом – третью. Потом пришла мысль, что из этого можно сделать книгу. Моей главной целью было дать девчонкам возможность донести свои истории и свои мысли. Книга государственная и она распространяется бесплатно. Все ее могут прочитать. У всех девчонок очень непростые истории и никто на этих историях не торгует. Для меня это было важно.

В каждой истории всегда есть что-то одно, что цепляет больше всего. Что в каждой из героинь тебя зацепило больше всего?

Чем уникальны девочки – они рассказывают про эмоции. Мальчики больше рассказывают про события и оперируют фактами. Девчонки не стесняются говорить о том, что было страшно. О том, как было больно. Их рассказы получились очень мощным эмоциональным коктейлем, поэтому сложно даже выделить кого-то одного.

Давай, все же, попробуем.

Давай. Я остановлюсь на тех, о ком меньше всего писали. Так будет правильно. Мы знаем, например, Леру Бурлакову по ее постам в соцсетях и ее книгам. А есть те, о ком известно намного меньше.

Есть девушка, которую зовут Саша. Она была снайпером. И она очень откровенно рассказывает о том, как это, как проходит перерождение от мирного человека в человека, основная работа которого – убивать. Причем, не просто стрелять по каким-то мишеням, которых ты не видишь, а стрелять в конкретного человека, которого можешь рассмотреть. Девчонкам-снайперам, по моему субъективному мнению, сложнее всего работать. Во-первых, одно дело – стрелять по неразличимой мишени в кустах, а другое дело – видеть, что ты делаешь. Все эти девчонки – они очень сильные. Иногда даже поражаюсь тому, что они открывают свои лица, потому что далеко не все мужчины на это способны.

Есть героиня, которую зовут Таня. Она в моей книге – единственная кадровая военная. Таня – единственная девушка, которая официально эвакуировала погибших бойцов. И наших, и не наших в том числе. Это очень красивая худенькая девочка, с косой ниже пояса. Если ты ее увидишь на улице – никогда в жизни не подумаешь, что вот она выкапывала трупы, собирала их в «серой зоне» и доставляла домой родственникам. А у нее была именно такая, очень непростая работа. Все стереотипы на счет того, что женщины – это «слабый пол» и что-то такое няшное, милое и несамостоятельное – с ней рушатся полностью. Потому что с такой работой может справиться не каждый. В ней есть редкостное душевное благородство, и безграничное желание всем помочь, всех успокоить и утешить. Ей действительно было очень сложно, потому что часть работы – брать на себя первую ударную волну горя, боли и проклятий, когда она привозила тела родным.

Оля Бенда – единственная девушка не стреляющая. Она – повар, представитель абсолютно мирной профессии, хоть и в камуфляже. Эта девчонка – солнечный зайчик. Мы с ней познакомились в начале 2017 года, в очень плохие дни, когда в Авдеевке были, пожалуй, самые страшные обстрелы. Оля варила борщ, у нее получалось для каждого найти какое-то доброе слово, каждого успокоить, вот просто очень хорошая девчонка. Получилось так, что ей снарядом оторвало ногу. Меня лично ее история очень зацепила, потому что до того, как Олино подразделение зашло на эти позиции, там постоянно жила я, снимала, работала. С Олей это все произошло в той комнате, где неделями жила я. Когда понимаешь, что тебя пронесло, а вот с этой девочкой-солнышком вот такое случилось, – это сильно бьет по тебе. При том, что Олька остается солнышком, она катается на коньках, участвует в конкурсах красоты, она вышла замуж, учится. Человек говорит: «Ну, да. Ноги – нет. Но надо жить дальше и жить круто!». Это – нереальная мотивашка для всех.

Кто еще?

Еще – Юля Филиппович. Она была гранатометчицей, воевала в «Правом секторе». Она воевала в Широкино, в основном. Как по мне, самая интересная часть ее истории была на презентации. Туда пришла ее мама. Которая, только прочитав книгу, узнала, чем вообще ее дочь занималась все эти годы – Юля не любила об этом говорить. И то, как они со слезами на глазах обнимались, как Юля благодарила маму, а мама благодарила свою дочь за то, что она у нее такая – это было сильно.

Каждая из них уникальна. Понимаешь, нет какого-то среднестатистического портрета девочки-военные. Они все – разные. Меня сильно зацепили истории девочек-россиянок еще.

Россиянок, воевавших за Украину?

Да. Одно дело быть патриотом Украины в Украине, а другое дело – быть патриотом Украины в России. Это девочки, которые купили билет в один конец. Домой они вернуться не могут.

Есть украинцы, которые говорят о том, что войну надо заканчивать, что надо перестать стрелять. Эти девочки из России, которые пожертвовали всем, ради Украины, говорят: «Нифига! Нам нужна только победа!». Вот после этого начинаешь думать, почему так? Почему эти россиянки хотят победы над Россией, а украинцы хотят непонятно чего? У них очень жесткие истории. И перед ними стыдно больше всего.

Ты рассказывала, что последний месяц Яну очень сильно гнобили за ее позицию…

Даже не последний месяц, ее дольше травили. Яна была очень прямым человеком. Она говорила все, что думает. Если ей что-то не нравится – она это скажет прямо. Из-за этого у нее со многими возникали конфликты. Но сейчас даже те, с кем она конфликтовала, пишут о ней только хорошее. Она была очень принципиальная и свою точку зрения отстаивала до последнего. Это не тот тип человека, который не будет ничего писать или говорить, лишь бы ее не трогали.

Если она верила в свои политические убеждения – она их отстаивала до последнего и систематически. Когда Яна опубликовала фото с обращением к Нацдружинам и вопросом, не стыдно ли им прятаться за ее спиной, антипорошенковские писатели и поборники Нацдружин вылили на нее много грязи. Рассказывали и что она плохая, и что она штабная, и что она не воюет.

Мне бы хотелось, чтобы все эти люди сейчас в глаза ее родителям и ее мужу повторили, что она не воевала, и на передке ее не было.

Когда книга вышла, были люди, которые то на одну, то на другую девочку начинали говорить: «Ааа! Да ее там не было! Она на передке не была!». Есть такие люди, которым надо поговорить. Яна всем доказала, что она воевала. Жаль, что такой ценой.

Тема книги – яркая, но сложная. Истории героинь – яркие, но сложные. Вот все, что связано с войной – оно яркое, но сложное. Зачем тебе это нужно было?

Мне хотелось, чтобы прочитали правду. Никто из девчонок себе каких-то лишних медалей не вешал. Никто не рассказывал «я – крутая воительница, которая всех порвала и танки все съела». Нет. Они рассказывали обо всем: о своем быте, о каких-то событиях, о своих друзьях – и о живых, и о погибших. Не было какой-то четкой программы. Да, были вопросы, которые задавались всем девочкам. Так сказать, для чистоты эксперимента. Но, в целом, – у них просто была возможность выговориться. Были те, кто просто начинал рассказывать, и я их не перебивала по часу. Хотелось показать, как оно было на самом деле, без совковщины, когда рассказывают, что кто-то родился уже патриотом и в вышиванке. Та же Яна честно говорила, что до Майдана какого-то трепета к национальным символам не испытывала. Первую вышиванку она купила, когда все это началось и пришло осознание, что это не просто страна, не просто гимн, не просто желто-голубой флаг, а что-то очень дорогое и важное. У нас часто бывает, что, когда кто-то погибает, про него начинают писать, что он был отличником и примером, приписываются погибшему все возможные достоинства. За этими панегириками теряется сам человек и то, каким он был. Я не хотела, чтобы моя книга была сборником моих од девчонкам, хотелось, чтобы они рассказывали о себе сами.

Многие девчонки находятся в очень непростых местах и выполняют очень тяжелую работу. За них страшно. Сильно. Они все время на линии огня. Мне повезло, что многие из моих героинь уже дембеля. За них можно выдыхать. За снайперов переживала больше всего, потому что работа у них очень опасная. Снайпер – это тот, кто максимально близко подходит к врагу. Но, с другой стороны, война – такая штука, когда ты никогда не знаешь, что где может случиться. Это большой процент везения, проведения и не знаю, чего еще. Предугадать сложно.

Не жалеешь, что часть твоей жизни настолько тесно переплелась с войной и с военнослужащими?

Это был самый лучший отрезок моей жизни! Хотя и самый страшный. Все ценности поменялись. Абсолютно все. Как бы пафосно это не звучало.

Эти люди, эти события – они настолько изменили все, что понимаешь, что никогда не станешь таким, каким был до войны. За это время удалось увидеть столько уникальных людей, что описать нереально.

Что больше всего меняет?

Во время первого обстрела ко мне подошел абсолютно незнакомый человек, взял за плечи и увел, закрывая собственной спиной. При этом, как бы между прочим, рассказывая: «Ты не переживай! Если стрельнут – то попадут в меня, а ты падай тут же, и ползи вон туда». И вот эта позиция «если что – в меня попадут, а до тебя не долетит, мое тело задержит эти пули»… Я тогда даже не поняла, как так? Я же даже имени твоего не знаю!

Вот это меняет все. Как так может быть, что люди, которых ты первый раз видишь, готовы за тебя жизнь свою положить, потому что тебя надо защитить? Появляется какое-то чувство долга перед всей остальной страной, потому что хочется как-то отблагодарить за то, что для тебя сделали.

Кроме того, вот те люди, которых дает война, они с тобой остаются. Многие мне говорили, что никогда нельзя привязываться к военным, потому что они: а) умирают, б) выходят на дембель и забывают. Но это не правда. Большая часть моих друзей сейчас – это военные. Или люди, которые, так или иначе, связаны с войной. У каждого, наверное, на войне формируется такой микрокосмос, в котором есть люди, с которыми есть про что повспоминать.

Плюс, на войне ты узнаешь свои возможности. Даже если ты просто журналист, а не военный. Я, например, всегда была уверена, что я – очень трусливый человек. Но за время войны несколько раз офигела от того, что могу. Оказывается, что я в бронежилете могу бежать с такой скоростью, что раньше вообще не предполагала, что я так бегать умею. Узнаешь новые возможности и своей психики, и своего тела.

Что обязательно нужно знать про войну из того, о чем тебя редко спрашивают?

Сложно. Обычно спрашивают: «Ну, и как там?», «Ну что, там еще стреляют?», «Когда это все закончится?». Что нужно знать? Что там находятся действительно очень классные люди. Это люди, на которых держится все. Они настолько готовы стоять за эту страну, за наших людей, до конца, они готовы жертвовать за нас с вами свои руки и ноги. Таких людей как там, больше не увидишь нигде. Есть понятие «служения людям». Мне раньше казалось что те, кто именно служит людям – должны быть в больницах и церквях. Но только на войне я увидела, что означает служение людям.

Например?

Например, когда бабка материт и проклинает наших военных, но ей в дом прилетает вражеский снаряд. И наши ребята идут, и под ее проклятия чинят ей крышу. Не по приказу, а потому что им так совесть диктует.

Еще нужно знать, что не все жители Донбасса – сепары. Во Львове и в Киеве очень легко быть патриотом. В любом городе, который находится далеко от войны, легко быть патриотом. Но когда твое село поделено напополам между нашими и сепарами – там сложно открыто показывать свою позицию. Просто потому, что тебя ночью может прирезать твой же сосед. И там есть много людей, которые не боятся показывать, на чьей они стороне, помогать армии и волонтерить. Эти люди заслуживают глубочайшего уважения, но как-то у нас не принято о них писать. Хотя, например, там есть люди, которые бросают работу, просто чтобы варить нашим ребятам еду. В Авдеевке есть женщина, которая бросила все, чтобы присматривать за больными военными. Не за ранеными, а именно за больными, которым просто вылежаться надо, но они не хотят ехать в госпиталь. Она за ними присматривала, готовила им домашнюю еду. Казалось бы – капля в океане. Но в условиях войны – это важнее, чем активно в соцсетях писать, какой ты патриот.

Когда на войне ты видишь, как ребенок хватает тебя за руку и просит побыть с тобой еще немного, потому что у ребенка нет дома, и он постоянно живет в подвале… Ты понимаешь, что этого ребенка могут убить в любой момент. И когда что-то бахает рядом, ты падаешь моментально, чтобы тебя ничем не зацепило, а ребенок на это вообще никак не реагирует, потому что он привык. Это и есть война во всем ее ужасе.

На войне можно просто прекратить стрелять, чтобы она закончилась?

Конечно, нет! Если мы прекратим стрелять – нас просто будут убивать. Мы уже видели, что такое режим перемирия. Это когда по тебе стреляют, а ты не можешь ответить. И по тебе постоянно стреляют, пока ты раз в ответ по зубам дашь так, чтобы на ближайшие пару суток неповадно было. Опыт Минских соглашений показал, что просто не стрелять – не работает.

Понятно, что просто силой мы не победим, потому что нас намного меньше, чем тех, с кем мы воюем. Но чтобы эта война закончилась, она должна вестись не на один фронт. Не только на Донбассе, не только пулями. Нужно и доверие к власти, и изменения, которые должны тут происходить. Нужна колоссальная информационная работа.

Это, к слову, привело к тому, что сейчас многим кажется, будто армия – это какие-то терпилы, по которым стреляют, а они сидят и ничего не делают. К счастью, эта риторика уже поменялась. Мы уже признаем, что мы даем сдачу, а не бесконечно «дотримуємось режиму тиші», когда по нам стреляют.

«Черноморка» в Telegram и Facebook

Фото: Эдуард Крижановский; из Facebook Евгении Подобной