– Мы собираемся раньше на 1 день с руководителями СММ ОБСЕ. Мы вместе прилетели одним самолетом из Киева с Апаканом, Хугом. Наша задача проста: мы вместе с другими заместителями министров заслушиваем ситуацию на местах, после чего докладываем нашим руководителям и формируем на завтра повестку дня, обсуждаем, что можно изменить в последнюю минуту.

С нами сейчас в Берлине работают все 4 рабочие группы. Каждый руководитель группы докладывает, мы подводим итоги и готовим информацию для министров, чтобы они не тратили время на выслушивание каждой группы: политической, гуманитарной, сферы безопасности, экономической. Говорим министрам, к какому направлению надо привлечь внимание, а какие можно отложить на потом.

– Наша главная головная боль – это такая ситуация, которая не улучшается. Сегодня 25 обстрелов, многочисленные из них из запрещенного оружия. Вчера погиб солдат, на прошлой неделе еще трое. По нашему мнению, это не дает никакой возможности продвигаться дальше. И здесь расходятся наши позиции. Россияне вместе с сепаратистами продвигают различные “креативные идеи” вроде проведения выборов. Мы говорим: все возможно, как только будет достаточная безопасность.

Но если мы не можем вот уже на протяжении почти 2 лет ее обеспечить, то надо пригласить кого-то, кто может встать и развести. Например, миссию. Мы просили миротворческую миссию. Понятно, что это не работает, через Россию в Совете Безопасности. Тогда мы предлагали, если не можем военную миссию, давайте полицейскую. Для чего полицейскую? Люди хотя бы имеют минимальное оружие и могут защитить себя, иначе они просто не придут.

 – По-моему, дискуссия зашла в тупик из-за того, что она началась не с той стороны – насколько вооружать. Сейчас мы ближе всего к ОБСЕ, поскольку они уже там, на месте. Если они будут невооруженные, это будет ситуация как в Косово, когда из-за недостаточной безопасности саму миссию свернули.

На самом деле, все это действительно обсуждается. Различные варианты. По моему мнению, как только мы будем подходить к практической реализации, все поймут, что невооруженная миссия нереальна. Просто мы не можем запустить людей туда, где стреляют.

– Все эти заявления, которые вы слышите по телевидению, по радио, это все подготовка к проведению более предметных разговоров. Каждая сторона оговаривает свои запросы по высокой ставке, оставляя возможность для компромисса.

 – А вообще, с точки зрения политического процесса, как Вам кажется, можно ли говорить о хотя бы минимальном продвижении по сближению позиций и достижению консенсуса?

– Гуманитарную часть, например, можно было бы снять, если удалось бы выполнить обмен по принципу всех на всех. Но ведь это так сложно на самом деле.

Экономическая составляющая существует, увы, в тени. Как будто более важные вопросы обсуждаются, а экономические достижения где-то там. Но есть успехи в том, что касается восстановления железной дороги, электроснабжения, водоснабжения. Это вещи, без которых люди не могут жить.

Мы не открываем пункт пропуска – нас обвиняют в этом, мы открываем – начинается стрельба…Мы договорились на Пасху о перемирии, но ни дня не было без обстрелов…

Нам кажется все это настолько очевидным, что мы удивлены, когда нам говорят: давайте изменим Конституцию, все ее полюбят и прекратят стрелять друг в друга. На мой взгляд, технология очень проста – надо прекратить стрелять, развести вооруженные формирования. Все это прописано. Надо просто заставить следовать этому шаг за шагом.

Мы понимаем, что стопроцентно идеальных условий не будет. Какой-то идиот обязательно пальнет  – или сорвать, или просто потому, что идиот. Но двигаться политически, не имея прекращения стрельбы, это просто невозможно.

– Так же как и то, что было договорено, чтобы на Пасху семьям можно было посетить могилы. Мы считали, что этого достаточно, договориться, ведь 1 сентября прошлого года не стреляли и дали возможность детям пойти в школу. Некоторое время оно действительно сохранялось, хотя и недолго. Продолжение стрельбы – это давление на нас, чтобы улучшить свои переговорные позиции.