«Встречай меня в 10.45, сынок», – моя соседка по вагону поезда «Киев-Мариуполь» прощается и кладет трубку. Не проходит и пяти минут, не успевает поезд тронуться, как она с другими соседками уже начинает разговор. Как и всегда у людей постарше начинается все с тарифов и пятиминутки ненависти к политикам. Другие – на боковушках несмело заговаривают о погоде. Но, так или иначе, все они начнут говорить о войне. Не только о боевых действиях – о войне во всем ее разнообразии – о прошлом и нынешнем по обе стороны линии разграничения.

Плацкарты поездов «Киев-Война» – кладезь историй и страшный сон для историка. Особенно для порядочного историка. Сплетни, слухи, «я своими глазами видел» и выдуманное соседкой, которая «точно знает» – военный эпос бушует вовсю, и отличить, где правда, а где вымысел – попросту невозможно. Так же, как и невозможно не слушать разговоры в плацкарте, если ты забыл дома наушники. Первыми не выдерживают люди с «боковушки» – двое пенсионеров. Кто за кого – видно с первых фраз.

– Ох, что у нас в 14-м творилось. Бомбили постоянно, как вспомню… Нацгвардия тогда стреляла по селу… А как тогда «Восточный» обстреляли… – начинает бабуля, закатывая глаза.

– Что, Нацгвардия «Восточный» обстреляла? – зло и повышенным тоном прерывает дедуля напротив. – Уже ж доказали – россияне стреляли. По телевизору показывали, кто стрелял!

– Та я ж ничего, я ж не знаю кто… Сама ж не видела, – ретируется бабуля. – Ну, говорили, что у нас в ставок трупы военные украинские сбрасывали… Прямо десятками. Как стемнеет – так несут и сбрасывают в мешках по нескольку штук.

– И много всплыло? – интересуется дед

– Да ни одного, вроде, – словно пытаясь вспомнить, отвечает бабуля. – Но соседка говорит, сама видела. А местные у нас купаются и не боятся. И рыбу ловят там. А я боюсь и не хожу там затемно.

Дед в ответ только смеется.

– А хорошо ведь жили до войны, правда? – спрашивает после долгой паузы.

– Да уж. Хорошо жили. А теперь такое творится, и конца не видно… А до войны ж жили как… – впервые за вечер, после разговора о внезапно ударившем морозе, пенсионеры приходят к общему знаменателю.

10:45

Едва ли поезд останавливается в Волновахе, выходы из вагонов окружает плотная толпа мужчин.

– На Донецк!

– На Новотроицкое!

– На «ноль»!

– До КП! – кричат они, расталкивая и перекрикивая друг друга, как только из тамбура высовывается первая сумка первого пассажира. Близость контрольно-пропускного пункта въезда-выезда «Новотроицкое» заставила многих местных стать таксистами. Цена на порядок выше, чем автобусом, но зато быстро и комфортно. И многие уже давно наладили систему «быстрого проезда» через КПВВ. Большинство сразу же набирают полные салоны пассажиров – желающих всегда хоть отбавляй. Некоторые перевозят клиентов минивэнами и микроавтобусами.

Один из зазывал решает, что мне непременно нужно в Донецк.

– Девушка, на Донецк, с ветерком, – преграждает мне дорогу мужчина в кепке, дубленке и спортивках. – Недорого, вам скину даже.

Я откровенно обалдеваю. За 5 лет оккупации города я успела напрочь отвыкнуть от того, что мне могут предлагать подвезти в Донецк. Что-то внутри сжимается.

– Спасибо… – но мужчина не унимается и догоняет меня.

– Девушка, поедемте. Говорю ж – быстро, удобно, иномарка. Пару часов – и вы в Донецке.

– Я с удовольствием заеду в Донецк. Но на танке с украинским флагом.

Таксист шутки не оценил. Улыбка мгновенно сошла. Мужчина моментально отвернулся и быстрым шагом отправился назад к вагону. Видимо, искать более миролюбивых попутчиков.

11:05

«В Украине таки яйца лучше, Павловна. Они тут белее и больше, чем у нас. И форма такая красивая, округлые. И мясо нормальное. А то у нас одни кости», – две бабули на скамье в зале ожидания автовокзала Волновахи оживленно обсуждают преимущества «Украины». Уже почти 5 лет, а я все еще не могу привыкнуть к тому, что некоторые люди говорят «в Украине» и «у нас». Что для них это разные вещи. В «дээнере» говорят реже, но иногда таки проскакивает.

Оккупация, которой ты никогда не видел, представляется чем-то фантастическим и нереальным. Но людей, которые в ней живут ежедневно – пруд пруди. Как и в любой прифронтовой город, они приезжают сюда закупить продуктов подешевле, переоформить документы, снять в банкоматах пенсии и соцвыплаты, пересесть на поезда и автобусы, поскольку с того же Донецка на «большую землю» ездят лишь единичные перевозчики.

Автовокзал на удивление чистый и аккуратный, почти как в Европе – с электронным табло, газетной раскладкой и очень приветливыми кассирами. О близости зоны боевых действий напоминают только люди в «пикселе» и несколько объявлений – расписание рейсов до КПВВ «Новотроицкое» и о том, что льготы на билеты к нему не действуют.

Люди из оккупации кажутся какими-то инопланетянами. В очереди они болтают о делах житейских, о Порошенко и «ворах-депутатах», об оккупационных «властях» (причем и о первых, и о вторых – почти в 100% случаев в негативном контексте), о гуманитарке и работе, об изнуряющих очередях на КПВВ, о ценах на мясо и газ. Непременно кто-то заговорит об обстрелах – нынешних и очень давних. И используют дикие и больные для уха слова и аббревиатуры, которые безошибочно выдают их – людей «оттуда».

Когда я пытаюсь аккуратно вклиниться в разговор двух дедуль (в очереди стоящих передо мной, и, судя по разговору, приехавших из Докучаевска), чтобы расспросить как оно там – те сразу же настораживаются, замолкают и вместо беседы демонстративно поворачиваются спиной. Видимо, годы в городе, где за любое кривое слово можно попасть «на подвал», таки сделали свое дело и уже значительно изменили местных – до войны очень приветливых и разговорчивых людей.

«Да как там – плохо, – вдруг отрезает женщина, стоящая сзади. – Чего только вот эти катания постоянные стоят. За пенсией, «детские» снять – возле каждого банкомата очереди. На выходных – хоть не суйся сюда. Натворили делов», – неизвестно о ком говорит женщина и вздыхает.

12:30

Кажется, кто-то знатно прикольнулся, когда дал этому селу название «Благодатное». Вот уже несколько минут наш потрепанный жизнью «Богдан», как отважный луноход по кратерам, форсирует деревню. Дорога здешняя – страшнее всех казней египетских вместе взятых. До фронта отсюда далеко, но она хуже той же Бахмутской трассы, где шли страшные бои. Рядом девушка из Угледара по телефону делится с подружкой новостями и нахваливает Тунис. На ее чемодане болтается бирка с инициалами аэропорта «Борисполь», а рассказ прерывается каждый раз, когда автобус попадает в яму.

«Все на уровне, отель, все шикарно. Солнышко, тепло, море такое хорошее. Но ты знаешь, под конец так уже тянуло домой… Все равно дома лучше всего», – говорить девушка.

14:30

На блокпосту проверка проходит быстро. Молодой нацгвардеец задубевшими пальцами листает паспорта мужчин-пассажиров, у меня же – даже не просит показать. В ближайшей деревне подсели женщины – обсуждают обстрел Марьинки (до которой два десятка километров).

«Опять стреляли вчера, сестра говорила. Ну, вроде не тяжелое. А может и тяжелое – оно ж разве разберешь, там расстояние такое – гупнуло, а ты ж его не разберешь что оно. Ну, та говорила, что недолго, несколько раз стрельнули и тихо было», – совершенно спокойным тоном, словно соседские сплетни, пересказывает женщина постарше своей молодой спутнице последние новости. Так спокойно… Дико, но для людей войны обстрел – это будни.

16:00

После трех часов тряски по адским дорогам донбасской глубинки и пересадки, уже в сумраке, въезжаю в Красногоровку. Небольшой уютный городок от которого рукой подать до того самого Донецка, куда с утра так упорно зазывал частник на вокзале. Что-то он таки знал :).

Красногоровка встречает дымящимися трубами из уже светящихся окон. С началом войны здесь нет отопления, поэтому жители многоэтажек спасаются буржуйками, установленными прямо в квартирах. Этот город почему-то, в отличие от той же Авдеевки, знают не так много украинцев, хотя лично для меня он – воплощение Донбасса. Разного, неоднородного, но все же – прекрасного и, главное, украинского.

Серию материалов о городе и его жителях ожидайте в ближайшее время на сайте «Черноморки».

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook