Россиянин, поддержавший украинский Майдан, политический беженец, донской казак родом из Новочеркасска Ростовской области, общественный активист и видеоблогер, известный под псевдонимом Сергей «Белогвардеец» Ажинов, привёз в Украину воспоминания о преследованиях, незаконном задержании и пытках. «Россия – это оккупационная колония, которая не соблюдает взятые на себя конституционные обязательства, и мировому сообществу необходимо срочно взять ее под контроль, для проведения справедливого референдума, который установил бы нормальную власть в стране», – говорит он, и тут же добавляет: «Я никогда не хотел русифицироваться под Российскую Федерацию».

Сергей живёт в Киеве, зарабатывает на жизнь физическим трудом, ведёт эфиры на своём YouTube-канале, и скучает по родине, которую мечтает когда-нибудь увидеть свободной. В интервью «Черноморке» Сергей поделился подробностями того, как работает «правосудие» в РФ, и рассказал, как ему живётся в Украине.

Вы поддержали Майдан. Как это было?

Дело в том, что я всегда знал, что Украина – обособленное независимое государство, а не какая-то там республика какого-то там СССР. Я всегда желал Украине мира и добра.

В течение длительного времени, ещё до Майдана, я занимался общественно-политической деятельностью, в ходе которой сталкивался с исторической несправедливостью, которая проявляется в отношении моего казачьего народа. И я видел, что в отношении Украины ведётся та же самая имперская политика: российская имперская, либо советская имперская, либо «нео-россиянская», путинская имперская – не важно. Важно, что Украину хотят поглотить. Украинцев не хотят признавать отдельным народом со своей культурой, языком, и свободой политических действий.

Майдан был шагом отдаления от «совка» с его архаикой, маразматикой. «Русский мир», «георгиевские ленточки», «деды воевали, бабки помогали»… Подальше от этого. Потому и я поддержал.

Не боялись?

На тот момент уже отвык бояться, потому что в течение многих лет я в России вёл борьбу, с «кладбищенской мафией», которая курировалась гэбэшниками и ментами. Я надеялся, что, ввиду того, что я законопослушный человек, и свои заявления излагаю без экстремизма, призывов к насилию и так далее, то власти не посмеют против меня что-то организовать. Больше на тот момент я опасался не полиции, а того, что это сделают через бандитов. Но я был вооружён легальным, законным травматическим оружием, охотничьим оружием, поэтому любую атаку я всегда готов был отразить. Следовательно – могу сказать, что не боялся.

Почему вас преследовали российские правоохранители?

Это произошло в разгар кампании по спасению рощи «Красная Весна» – единственного зелёного массива в моём родном городе (на преимущественно степной территории нашего региона это большая ценность). Моё участие мешало властям осуществлять стройку, на которую были выделены деньги губернатора – бандита и негодяя. На месте, где власти пытались вырубить рощу, было организовано круглосуточное дежурство. По сути круглосуточный митинг, и я эту акцию защиты всецело курировал, решал вопросы с провокаторами (например, к нам приходили люди, пытались вывешивать портреты Сталина, я эти портреты рвал). Делал всё, чтобы наша акция носила исключительно народный, а не политический характер. Кроме того, я осуществлял сбор информации о преступлениях властей, и информировал об этом общественность. На тот период я попросту связал грязные руки властей и не позволял им совершать преступления.

И вот 5 июня 2014 года преступники из числа полиции, УФСБ (Управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации – ред.), а также политической полиции, именуемой «центром по противодействию экстремизму», совершили на меня нападение, в ходе которого мне было подброшено оружие (вернее, оружие это или нет, неизвестно, потому что эксперт, который проводил «экспертизу», не существует, – документов этой «конторы» нет). С виду пистолет, который мне подбросили, напоминал «ТТ». Этот предмет поместили в сумку, принадлежащую мне. То есть, всё происходило по-бандитски: схватили, выкрутили руки, поместили в автомобиль, принадлежащий заместителю начальнику уголовного розыска по Новочеркасску Силакову, и в этом автомобиле мне был на голову надет мешок, этим мешком меня душили, выкручены были руки назад, чтобы о пистолет обкатать мои отпечатки пальцев.

Затем последовало заключение в СИЗО Новочеркасска. Отмечу, что до официального заключения я был попросту похищен, меня незаконно удерживали под стражей, избивали, применяли пытки, не уведомляли моих родителей, где я. На так называемых судах я был с побоями, у меня было побито лицо, но никого это не волновало. Судья открыто заявлял, что, мол, «так тебе и надо, так будет с каждым бэндэровцем», потому что в период Майдана я делал публичные заявления, и я был на Майдане. И вот в эти первые три дня ада, когда меня пытали, требовали подписать оружие на себя, легенда полиции была такова, что якобы лично Дмитрий Ярош на Майдане мне вручил этот пистолет и отправил меня «на задание для свержения власти в России». Мол, Россиюшка у нас такая слабая, что с одним пистолетом «ТТ» можно в ней свергнуть власть. Хотя, судя по внешнему виду этого пистолета, вряд ли он вообще мог стрелять.

8 мая 2015 года, «ритуально», под так называемый «день победы», я был осужден на два года колонии за вот этот пистолет подброшенный. В первые два месяца было очень тяжело, потому что «приёмка» у меня была жестокая, сутки меня били, последствия этих избиений сказываются на моём здоровье и сейчас, в частности, травмы позвоночника. К сожалению, восстановить здоровье полностью уже не получится. Тем не менее, в условиях эмиграции приходится работать грузчиком, потому что выживать как-то необходимо. И вот, это всё – «подарок» моей родины.

Насчёт интернета и блогинга я был в полном отказе, потому что понимал: как только я начну говорить насчёт видеороликов, сразу пойдут к этому подброшенному оружию статьи об экстремизме и терроризме. Всё, что было связано с интернетом, они доказать не смогли, потому что регистрацию аккаунтов в российских социальных сетях я осуществлял так, чтобы меня нельзя было вычислить. YouTube им обо мне данных не дал, а ВКонтакте им показал только, что я был зарегистрирован из Новосибирска. Таким образом, им не удалось возбудить уголовное дело по экстремистским статьям, по причине моей несговорчивости со следствием.

Сколько вы находились в заключении?

С момента задержания – 5 июня 2014 года – и освободился по амнистии 15 июля 2015 года. Год, месяц и десять дней. Когда освободился, я был в неописуемом состоянии… Меня содержали в маленькой камере, пытали, и тут вдруг – свобода, большое открытое пространство. Смотрю – стоит машина моих родителей, мама меня обняла, едем. И первое, на что я обратил внимание, что мне попалось на глаза, это фура с пропаном с надписью: «Вогненебезпечно». Отжатая с Донбасса фура – в моём городе…

Что было после освобождения?

В городе после освобождения я практически не находился. Психологическое состояние было тяжёлым, физическое – после пыток – тоже: отнимались левая нога и рука. Приходил в себя, в городе не появлялся, потому что вся эта гэбэшная сволочь пыталась меня найти, вызвать «для разговора», у некоторых была наглость сказать: «Мы рады, что тюрьма тебя очистила от бэндэровской скверны»… А потом меня пытались неофициально вызвать в Следком в Ростове-на-Дону. Причём адвокат, который вёл моё дело, посоветовал: «На машине не едь, оставь ключи и документы, и не бери телефон». О чём тут можно говорить?

В Украину я уехал в октябре 2015 года. После эвакуации следил за ситуацией в России, ждал, что наступят какие-то перемены, может быть, начнётся революция или война. Но этого не произошло. И я подал запрос о получении убежища, и сейчас нахожусь в статусе беженца-соискателя. Во-первых, большое спасибо за содействие правозащитнику Алексею Скорбачу, специалисту в данных делах, в том числе, и по российским эмигрантам. Во-вторых, к счастью, у меня на начальном этапе таких жёстких проблем, как у других ребят в подобной ситуации, не возникало. Я полагаю, это в первую очередь потому, что международная правозащитная организация «Мемориал» внесла меня в списки политических заключённых с украинским мотивом, скажем так, – ещё когда я находился под стражей, в апреле 2015 года. Кстати, после внесения в эти списки сотрудники ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний России – ред.), плюя на общественные организации, издевались надо мной: вытаскивали ночью из камеры, обыскивали, избивали, душили, пытали током, били по почкам; доходило до того, что в соседних камерах поднимали шум, чтобы меня перестали бить.

Как вам живётся в Украине, где вы работаете?

Грубая физическая работа. Поменял много мест, случались и казусы. Например, когда я работал в сфере общественного питания, однажды меня вызвал к себе руководитель и сказал примерно следующее: «Ты знаешь, вот мы про тебя посмотрели в интернете, извини, но до свидания. Мы тут вне политики, а ты с политикой завязан, с «Правым сектором», с Майданом». Уволили. Хотя вся моя «связь» с «ПС» была такой: в апреле 2014 года, ещё будучи на свободе, я записал на своём канале видеообращение к лидеру тогда не запрещённой в России украинской патриотической организации «Правый сектор», и кандидата в президенты Украины Дмитрия Яроша. Я попросил позвонить мэру моего города и запретить пилить рощу «Красная весна», уродовать старое кладбище, старинные здания и воровать народные деньги. Обращение я записал, потому что в тогдашнем рейтинге новостей Ярош занимал более высокие позиции, чем Путин. Вот и подумал, что, если он в России популярнее президента, то, может, стоит именно к нему обратиться.

Как вас воспринимают люди в Киеве? Вы говорите, откуда приехали?

Скажем так, я не спешу при первом знакомстве говорить о том, что приехал из России, и что являюсь донским казаком по крови, – многие люди попросту не поймут. То есть, если до войны, на Майдане, я спокойно ходил в казачьем головном уборе – папахе, то сейчас могут и побить (подобный инцидент был в Беларуси). К сожалению, «русский мир» ассоциируют с казаками. А так, в принципе, среди моих знакомых есть и украинские националисты, причём, довольно жёсткие, которые тільки розмовляють, принципиально, у них жёсткая антимосковская, в чём-то, может быть, даже антирусская позиция. Но они видят, что для украинского народа и украинской государственности я не враг. Более того, вкладываю всё своё свободное время для разрушения чекистской оккупационной державы под названием Российская Федерация.

Вы часто комментируете войну на Донбассе. Ваше мнение об этих событиях?

Я всегда, с самого начала войны, критиковал своих побратимов немногочисленных (в большинстве – вот эту кодлу ряженых в казачьих папахах, которые не имеют отношения к казачеству), которые отправились на Донбасс воевать против Украины. Я видел, как в РФ набирали алкашей, уголовников, надевали на них казачьи папахи, принимали в путинское «казачество» и отправляли на юго-восток Украины. Гораздо больнее для меня, когда людей, являющихся казаками по крови, и боготворивших своих предков, в 2014-м году просто «переклинило», и мне они писали, звонили, говорили: «Серёга, там наших бьют, убивают! Мне лично об этом сказал такой-то человек», а я говорил: «Каких наших бьют? Кто тебе об этом сказал? Это же стукач ФСБшный!». И человек ехал туда, потом его привозили обратно, без головы, и его хоронили, как собаку: часть родственников не пустили на похороны, чтоб не придавать их излишней огласке, не говоря уже о куче идиотов, которые пришли туда с венком «Защитнику Новороссии» – их вообще прогнали.

Я считаю, что украинские добровольцы в 2014 году спасли Украину, воины «Азова», «Правого сектора», «Донбасса»… Ребята абсолютно без боевого опыта выступили против этой сволочи ГРУшной, которая уже была с опытом чеченской войны, грузинской войны. Тот же Иловайский котёл – это случилось исключительно потому, что Россия тогда ввела уже свои настоящие войска. Не вот эту сволочь подзаборную, а именно боевые подразделения российской армии. В противном случае силами добровольцев украинцы бы очистили полностью свои территории.

Я слушал новости об этих трагических событиях из тюрьмы, по радио. Как раз я поехал на продление стражи, и мразь из числа конвоиров нацепила «георгиевские ленточки», и надо мной издевались: «Ну, че там, твоих правосеков мочат наши пацаны русские»… Когда сидел в тюрьме, думал, что, может, ребята сейчас отобьют Донбасс, и дальше пойдут, и меня тут освободят.

А насчёт «защиты русскоязычного населения Донбасса», так я могу сказать, что на украинской стороне воюет то самое русскоязычное население, непримиримое по отношении к России и ненавидящее российских захватчиков; за Украину воюют российские добровольцы, которые происходят из донских казачьих семей.

А как насчёт оккупации Крыма Россией?

За день до так называемого «референдума» в Крыму я записал видеообращение белогвардейца к крымчанам «Спасите Крым». На этом видео в полемической форме обращался к крымчанам, объяснял им, что «вот вы сейчас фотографируетесь с русскими солдатами, которых Путин в Крым отправил, но на их плечах в Крым въедет партия «единая Россия», и превратят ваш Крым в ужас». И, таким образом, я предвидел всё, что произошло на украинском полуострове: отжатие бизнеса, издевательства над мирным населением, над крымскими татарами.

А насчёт «русского мира» в Украине и о том, как и когда он готовился, могу рассказать один случай. В сентябре 2013 года я остался без работы, а, так как уже тогда занимался блогингом, и на медийном уровне был хорошо «засвечен», в моём городе найти работу было трудно. Зарабатывал тяжёлым физическим трудом. И в это время ко мне подослали провокатора ФСБшного, который мне предложил денег за то, чтобы я поехал на Донбасс, «русский мир», всё такое. Напоминаю – это сентябрь 2013 года! Войной тогда даже ещё и не пахло. То есть, они готовили военное вторжение задолго до этих событий.

В одном из интервью вам задали вопрос о том, вернётесь ли вы на родину, на что вы ответили, что хотите вернуться. При каких обстоятельствах это могло бы стать возможным? И как вы поступите, если этот момент не настанет?

Как человек, в сознании которого значительную часть занимают эмоции, скажу так: если я сейчас прекращу думать о том, что когда-то вернусь на Родину, то, пожалуй, я кардинально сменю образ жизни, куда-нибудь уеду, забуду о всей своей предыдущей жизни, о своём происхождении, а медийная личность – Сергей Белогвардеец – в тот же день прекратит своё существование. Но до тех пор, пока я верю, пока надеюсь, я живу своей жизнью. Нельзя, чтобы такое количество времени и борьбы ушло зря.

Вернуться на Дон – это мечта. Но я хочу вернуться на свободный Дон. Возможно, это придётся делать в составе добровольческих батальонов русской освободительной армии, либо казачьих батальонов. Возможно, всё случится мирным путём. Но в любом случае проблема другого характера: даже если в России сменится власть, даже если установится какое-то казачье самоуправление, или возникнет отдельное от России государство Всевеликого войска Донского, – я прекрасно знаю, что там останется много врагов, и просто выстрел в спину ожидать там – это всего лишь вопрос времени. Но я стараюсь не терять веры, не сдаваться под гнётом безнадёжности, под гнётом каких-то бытовых условий.

Да, конечно, если говорить об освобождении Дона, то нас мало, и сложно консолидировать усилия, но я верю, что придёт момент, и все всему научатся. Я беру пример с Украины. Я вижу, что украинские мальчишки, которые идут на фронт, необстрелянные, условно говоря, за неделю боёв становятся «тиграми», которые уничтожают российских террористов, и «русский мир» получает достойный отпор, которого он не видел ни в Чечне, ни в Сирии. Мотивация приносит победу, особенно в казачьем случае, как, например, бои партизанского отряда полковника Чернецова в 1918 году, когда всего двести юнцов-добровольцев разбивали превосходящие в 10 раз силы Красной гвардии. Поэтому количественное и силовое превосходство современных большевиков путинского типа меня не смущает, если в умах казаков восстанет историческая правда, то существующий в РФ режим будет уничтожен, а народы России будут жить счастливо и благополучно.

Беседовала Марина Курапцева