Если бы ещё в начале лета меня спросили, что я думаю об Анатолии Гриценко, первым начавшем публичную борьбу за президентство, то ответом было бы – он неинтересный.

Я никогда не входил в фан-клуб кого-либо из топ-политиков, но и никогда не шарахался из стороны в сторону, понимая, что на этом этаже власти безгрешных и не ошибающихся быть не может. Для меня всегда определяющей была способность лидера генерировать собственные масштабные идеи и воспринимать чужие, и, что не менее важно, способность собрать команду и мобилизовать её на реальное воплощение этих идей.

Такая внутренняя установка касается не только политики и политических лидеров. Оценивая мысли других, я всегда подхожу не с позиции свой-чужой, а стараюсь анализировать и впитывать интересные идеи разных людей.

Именно так, внимательно-заинтересованно я смотрел на Анатолия Гриценко с момента его появления в большой политике и в особенности после раннего старта президентской компании. Скептически оценивая его шансы на успех, я все же ожидал, что он сможет обогатить интеллектуально скудный политический ландшафт страны новыми мыслями.

Ожидания не оправдались. Ни одной сколь-нибудь значимой идеи, соответствующей масштабу страны и стоящих перед ней проблем и задач, он сформулировать не смог.

За последнее время моя оценка этого политика существенно изменилась. Сопоставляя его высказывания и действия в прошлой – министерско-довоенной жизни, в экстремальные месяцы Майдана и годы войны, с идеями и поступками Гриценко-претендента на верховную власть, я пришёл к осознанию того, что в стремлении превратить свои комплексы и навязчивые идеи в проблемы страны и ее граждан, он превратился в социально-опасную личность.

До сих пор мои публичные споры с Анатолием Гриценко, нервно расценённые им как грязь в его адрес, касались лишь двух тем – идеи «просвещённого» авторитаризма, как основы его личной модели управления государством, и вопроса, ответ на который ждёт вся страна: «Когда наступит мир и будут возвращены все наши территории»?

На мой взгляд, неспособность любого из топ-политиков генерировать ответы на стратегически важные вопросы и открыто обсуждать их с обществом является дисквалифицирующим признаком. В случае же, когда такой политик претендует на роль авторитарного правителя и «продаёт» избирателям не стратегии, а собственные амбиции, это становится по-настоящему опасным.

Я никогда не вёл дневник, но многие периоды жизни, потребовавшие максимальной концентрации и действий, зачастую не совместимых с чувством самосохранения, отпечатались в памяти с фотографической точностью.

Мысленно перебирая эти события, пытаюсь представить, как мог бы выглядеть дневник Анатолия Гриценко, который, после отставки с поста министра обороны, на досрочных выборах 2007 года избрался в парламент и оказался моим коллегой по коалиции.

Меня всегда удивляли люди, которые, после утраты высокой должности, бесследно растворялись и оживали лишь в преддверии очередных выборов, вещая о своих грандиозных планах и зачастую помогая загнать страну в очередной тупик.

Вот так Анатолий Гриценко, поигравшись в 2010-м в президентские выборы, громко перешёл в разряд противсіхов и помог Януковичу подмять под себя страну.

Особенно рельефно поведение таких «героев» проявилось во время войны на фоне волонтёрского движения, в котором тысячи и тысячи людей, не числящихся в Википедии государственными, политическими или общественными деятелями, без приглашения находили своё место в строю.

Жизненный же цикл тех других – эпизодических «патриотов-государственников», – довольно прост: должность – отставка – диван – предвыборное оживление – сбор средств на выборы – пролёт – диван. И так от выборов к выборам. Такие не сидят в тюрьмах за свои убеждения, не собирают майданов, и с гражданскими инициативами их связывает разве что созвучная, нет, не позиция, а поза на том самом любимом диване.

Осенью 2016-го в Жовтневом палаце, комендантом которого мне довелось быть с первого дня Майдана и до захвата дворца «беркутом», начал работать телеканал Zik. Когда меня впервые пригласили в эту студию, каждый шаг, каждая ступенька по пути туда, политая кровью людей, с которыми меня свела судьба, давалась с огромным трудом.

Майдан проявил многих «патриотов». Были такие, кто честно сказал «я боюсь» и поехал домой или с семьёй эвакуировался на модный курорт. Были и те, кто в редкие часы затишья фигурировал перед телекамерами, а все остальное время с любимого дивана призывал стоять до конца. Были и вовсе откровенные провокаторы.

Если кто скажет, что на Майдане не было страшно, – не верьте. Страшно было всем – и Лиде Котеляк за рулём бусика, которым она расталкивала «беркут» на Михайловской, и Степе Кубиву, с которым мы у гостиницы «Национальная» отбивали двух полуживых, с проломленными головами, ребят, и нам с Русланом Зеликом, когда вдвоём, в сумерках, через оцепление ВВ-шников шли вызволять оставшихся митингующих из Жовтневого, уже битком набитого «беркутом».

Мне в жизни много раз было страшно. Когда, сидя в кабинете безвременно ушедшего в отпуск прокурора Крыма, организовывал отлучение от власти и выжимал с полуострова готового развязать бойню президента Мешкова. Когда в бытность вице-премьером правительства автономии вручную разворачивал многотысячную колонну агрессивно настроенных людей, ехавших громить Симферополь и упершихся в БТРы силовиков на пол дороги из Феодосии. В ту ночь пришлось своими руками вынимать из багажника чьей-то машины взятого в заложники начальника феодосийской милиции, которому ещё с утра накинули на шею удавку и целый день, таская за собой, поливали бензином и демонстративно чиркали вблизи зажигалкой.

Но по-настоящему страшно мне стало 24 января 2014-го, когда Анатолий Гриценко со своего дивана через фейсбук призвал всех, у кого есть охотничье или любое другое оружие, выходить с ним на Майдан. Я точно знаю, что если бы к нему прислушались, то Янукович утопил бы Киев в крови и оправдал любые действия по подавлению попытки вооружённого захвата власти. Никто в мире не поддержал бы вооружённый переворот.

Считаю, что бывший министр обороны Гриценко даже на уровне своего теоретического опыта должен был это понимать, но в критическую для страны минуту поступил как минимум безответственно.

По прошествии нескольких лет после начала российской оккупации Крыма началась дискуссия на тему сдачи полуострова. Голос Гриценко в этом хоре оказался одним из самых громких.

Но у меня вопрос: «Где в то горячее время был бывший министр обороны полковник Гриценко»? Возможно, в Генштабе, или, может, поехал поддержать наших военных, заблокированных в частях и на кораблях? А может помогал формировать добробаты? Или ему для этого нужна была должность?

Анатолию Степановичу было не до того – он готовился к новым президентским выборам.

Хорошо помню, где в это время были многие другие, совершенно невоенные люди.

В первых числах марта в Крым, уже оккупированный российскими войсками, пропитанный ряжеными казаками и криминалитетом в форме «самообороны», поехали три киевлянки – управляющий партнёр известной компании Инна Новак, депутат Киеврады Татьяна Мелехова и ведущая солистка Национальной филармонии Ольга Чубарева, – которые попытались из студии осаждённой «Черноморской телерадиокомпании» рассказать крымчанам правду о событиях в Киеве.

На защиту Украины в Крыму встали крымские активисты Андрей Щекун и Анатолий Ковальский, 9 марта захваченные «самообороной», подвергшиеся незаконному заточению и пыткам.

Не было рядом полковника Гриценко и когда мне 26 февраля пришлось в логове крымского «беркута» два часа уговаривать полный зал вооружённых и одурманенных пропагандой бойцов не предавать свою страну, или в тот же день на митинге под Верховной Радой Крыма, когда мы вместе с Рефатом Чубаровым, Ахтемом Чейгозом и тысячами других патриотов сорвали сценарий «мирного» перехода власти в руки марионеток Кремля.

Я не берусь обсуждать отцовские чувства Анатолия Степановича, но, когда полковник Гриценко, вырядившись в современную версию сталинского френча и копируя кровавого диктатора, на телеэфире гордо заявил, что он отказался обсуждать обмен своего сына Алексея, захваченного вместе с другими автомайдановцами «самообороной» Крыма, и не знает, как его сын впоследствии оказался на свободе, мне стало противно. Противно от дешёвого спектакля, тщательно скрываемых комплексов и тайных желаний походить на автора ГУЛАГа и палача миллионов.

Так что, вместо Анатолия Степановича, его сына и ещё тридцать девять крымских заложников пришлось вызволять мне – в обмен на одного российского ГРУшника Романа Филатова.

Не было владельца бренда «Гражданская позиция» и тогда, когда без копейки бюджетных денег пришлось организовывать строительство плотины, перекрывшей Северо-Крымский канал.

Не оказалось выпускника Киевского высшего военного авиационного инженерного училища полковника Гриценко и в составе депутатской следственной комиссии по расследованию причин катастрофы Ил-76, унесшей в небе над Луганском жизни 49 десантников и членов экипажа.

Дальше был Иловайск. И снова бывшего министра обороны Украины, народного депутата Анатолия Гриценко не оказалось рядом, когда пришлось, преодолевая жесточайшее сопротивление Банковой и высшего генералитета, расследовать причины этой трагедии.

С окончанием в декабре 2014-го каденции парламента VII созыва наши с Гриценко дороги разошлись совсем.

Мы, всей командой «Силы права», разработали стратегию и вместе с вынужденными переселенцами, покалеченными солдатами, вдовами и матерями погибших начали масштабную борьбу с государством-агрессором на юридическим фронте. Заполняя вакуум, оставленный бездарной властью, не желающей по-настоящему защищать страну, мы создали Центр деоккупации и реинтеграции Крыма и Донбасса и разработали альтернативу предательской Минской формуле, надиктованной Путиным.

Вокруг нашей команды, доказавшей, что не должностями определяется эффективность действий, начали концентрироваться профессионалы разных направлений: военные эксперты, юристы, экономисты, специалисты оборонно-промышленного комплекса. Сегодня мы всей командой работаем над планом глубокого реформирования армии и оборонки. В разгаре разработка нового контракта для службы в украинской армии. В эту работу уже включилось более 3 тысяч действующих и бывших контрактников и командиров.

Чем все это время занимался «государственный деятель», бывший министр обороны полковник Гриценко, одному богу известно. Он со своими идеями проявился лишь с первыми признаками приближения президентской выборной кампании.

Для меня, как и миллионов других людей, которых война и оккупация лишила дома, тема возврата территорий – глубоко личное. Каждый из нас сразу чувствует фальшь в словах чиновников и политиков.

Анатолий Гриценко, в очередной раз воскресший из небытия и вставший на предвыборную тропу, начал кампанию с заявления о том, что у него есть секретный мирный план, о котором он никому не расскажет. Затем «Гражданская позиция» задекларировала в «Зеркале недели» курс на замораживание конфликта, умалчивая, что речь идёт о перекладывании проблемы на плечи будущих поколений, и что в этом сценарии о возврате в ближайшее десятилетие Донбасса и, тем более, Крыма речь вообще не идёт.

На фоне всего уже сказанного, последнее конъюнктурное заявление претендента Гриценко о том, что он гарантирует возврат оккупированных территорий, прозвучало как оскорбление не только всех вынужденных переселенцев, но и каждого избирателя нашей страны.

Первоначально, взявшись за эту тему, я собирался изложить свои мысли в форме открытого письма Анатолию Гриценко, но передумал, понимая, что, находясь в плену собственных амбиций, он не откажется от своих путаных и по большей части опасных идей. Именно поэтому адресовал свои мысли таким же, как я, избирателям, не утратившим надежду и желание изменить свою страну к лучшему.

Каждый из тех, кто живёт и выбирает своим умом, может попытаться вспомнить хоть что-нибудь из того, что за последний десяток лет сделал для своей страны постоянный претендент на власть Анатолий Гриценко, и самостоятельно понять, почему не он.

Автор: Андрей Сенченко,
украинский политик, общественный и государственный деятель,
Глава Всеукраинского правозащитного движения «Сила права»