Вот уже второй год я пытаюсь понять, почему так много людей в Украине хотят видеть свою армию несчастной. Непременно голой-босой, с плохими командирами, обижающими «простого солдата». Вечно изнывающей от голода, и изредка моримой пропавшей тушенкой с зубами и шерстью неведомых зверей. Воюющей в резиновых тапочках без бронежилетов и стреляющей максимум из рогаток. И никогда не дающей «ответку».

Российским троллям в украинском Facebook даже напрягаться особо не нужно – вбрасываешь любой бред про «свавілля командирів», «покинутого напризволяще солдата» или, на крайняк, про «50 загиблих за сьогодні, а влада приховує і навіть не оголошує жалобу» – и все, понеслась зрада по трубам. Такие посты умножаются со скоростью, от которой ужаснулись бы разработчики реактивных систем. И если посты с просьбой о помощи реальному раненному бойцу собирают несколько десятков лайков и репостов (и еще меньше пожертвований материальных), то дивизионы выдуманных раненных вызывают куда больше сочувствия и внимания.

Конечно, в нашей армии далеко не все идеально. Есть к чему стремиться и есть что менять. Есть хорошие командиры, есть – не очень. Есть хорошие бойцы, есть – не очень. Но аргументированных изобличающих постов с проверенным фактажом в украинских соцсетях – единицы. Паника и зрада по поводу и без после пяти лет войны все еще в тренде. Не могут не пугать десятки перепостов фейков, которые легко проверить при помощи элементарного Google. Пару месяцев назад кто-то – не то по глупости, не то из пранкерства – запостил сообщение: «Ребята в Горловке в окружении. Власть молчит. Просим молитв». И вот тут уже не смешно. А страшно. Страшно, что несколько десятков украинцев – позиционирующих себя патриотами, отвесив негодование в комментариях на командиров и власть, сделав несколько сотен перепостов – до сих пор не знают, что Горловка уже 5 лет в оккупации.

Где-то в преисподней явно должен быть отдельный котел для людей, публикующих посты вроде: «Идет бой, власть скрывает реальные потери. 100 погибших, 200 раненных. Госпитали и морги переполнены». При этом обязательно добавляется, что у «мальчиков» заканчиваются боеприпасы, и на 10 километров обороны осталась одна граната и рогатки. Подобные посты всплывают примерно раз в несколько месяцев и шерятся сочувствующими с все той же феноменальной скоростью. Этим особо грешит волонтерская и околоволонтерская тусовка. Причем речь сейчас не об известных и уважаемых волонтерах, а скорее о тех, кто на пятом году войны все еще возит на передовую вареники и зеленый горошек за несколько сотен километров.

Что это? Желание набрать побольше лайков? Болезненная жажда внимания и попытка показать значимость собственной персоны? Или все же этих людей действительно ввели в заблуждение, и они пытаются, пусть и таким странным способом, помочь? Либо они действуют по указанию из-за поребрика, и подобные «панические атаки» – часть ИПСО врага?

Самое мерзкое во всей этой истории, так это то, что фейсбучные истерики полезных идиотов укорачивают жизни людям далеко от зоны боевых действий. Потери в украинской армии есть практически ежедневно. Не понимать это может только тот, кто верит, что войны нет. Но после подобных сообщений сотни мам, жен, отцов, сыновей и дочерей хватаются за сердце и начинают панически обзванивать родных. Я помню женщину, которая после прочтения такого поста угодила в больницу – телефон сына не отвечал сутки. Банально – не было покрытия. Но страх родных объясним. Необъяснимо, почему до сих пор тысячи людей верят, что потери скрываются. Ежедневно на брифингах представители Минобороны озвучивают данные о погибших. И, тем не менее, люди все еще верят, что эти цифры – занижены.

Скажу по секрету, в эру Facebook это попросту невозможно. Новости о гибели бойцов попадают в сеть намного раньше, чем об этом узнают родные, и мамы нередко узнают о смерти своих детей именно из соцсетей. Большинство бригад, после оповещения родных, также публикуют некрологи по своим погибшим героям на своих страничках в соцсетях. Единственным проблемным подразделением был «Правый сектор», точнее УДА и ДУК. Поскольку эти подразделения добровольческие и не входили в состав ни одного ведомства. О своих погибших оповещали сами подразделения. Но сейчас они официально ушли с передовой, а многие бойцы подписали контракты с ВСУ, поэтому по состоянию на сегодня вопрос закрыт.

Итак, в чем причина такого повального недоверия? Скорее всего, тут сыграл свою роль целый ряд факторов. Во-первых – недоверие к власти и командованию. Во-вторых – хаос первых месяцев АТО, когда реальное количество погибших вряд ли можно было точно сосчитать. Это результат Иловайска и Дебальцева, когда точное количество погибших не то скрывалось, не то, действительно, невозможно было оперативно сосчитать. У поколения постарше – где-то на подкорке сохранилось недоверие в результате войны в том же Афганистане, когда советская власть реальные потери своей армии тщательно скрывала (впрочем, по тому же пути сейчас доблестно идет ее правонаследник – власть российская). Но, как бы там ни было, знания о собственной войне, вопреки всем стараниям журналистов и военных, все еще в зачаточном состоянии. Людям можно называть выдуманные номера и названия бригад – и они поверят, не проверяя. Можно говорить, что «наши мальчики» попали в окружении где-нибудь в Алчевске, Амвросиевке или Стаханове – и многие поведутся, потому что до сих пор не знают какие города оккупированы, а какие – нет. Странно, но волонтерам и людям, представляющимися «осведомленными» верят больше, чем военным и журналистам. Своего солдата охотнее видят голым, босым и голодным, а не нормально обеспеченным, обученным и умеющим за себя постоять. А в зраду верят куда охотнее, чем в перемогу. Но… возможна ли победа в стране, где так массово веруют в зраду?

Автор: Евгения Романова

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook