— Не соглашусь, что Меджлис в изгнании. Он насчитывает 33 делегата Курултая – это члены Меджлиса крымскотатарского народа. Последние выборы у нас прошли еще накануне оккупации в 2013 году. Сейчас деятельность шести членов Меджлиса приостановлена из-за коллаборационизма с оккупационной властью. Десять представителей Меджлиса вынуждены были переехать на материковую часть Украины, а все остальные остались в Крыму. Выехали лидеры, заместители председателя, но большая часть членов Меджлиса находится на территории Крыма. Россия признала Меджлис террористической, экстремистской организацией, и, несмотря на это, наши представители продолжают свою деятельность в Крыму, насколько это возможно в условиях оккупации.

Систему Курултай-Меджлис составляет на только Меджлис, но и 250 выборных делегатов Курултая – по одному представителю на 1000 избирателей. Это вообще 2,5-3 тысячи представителей, потому что есть региональные меджлисы, есть районные, есть поселковые меджлисы. За семь лет оккупации несколько членов Меджлиса и Курултая ушли из жизни, к сожалению.

В основном деятельность Меджлиса ведется на материковой части Украины, потому что в Крыму что-то говорить и делать невозможно. Давление там создают не только на членов Меджлиса, но и на волонтеров, на активистов, на общественных журналистов. Поэтому работу, связанную с информационной деятельностью, попыткой рассказать о ситуации в Крыму, коммуникацией с международными организациями, выполняют члены Меджлиса на материковой территории Украины. Но Меджлис остается в Крыму. Мы не теряем связи с нашими гражданами и соотечественниками.

Ситуация осложняется и пандемией COVID-19. Оккупационные власти не подготовились к эпидемии. Я делала мониторинг средств массовой информации в первой части этого года. Информационная кампания была значительно искажена и некорректна. Например, они говорили о том, что «вирус нам не страшен и не пугает нас». Якобы крымский воздух такой целебный, что убивает любой вирус. Сейчас ситуация с COVID-19 в Крыму критическая. И крымские татары начали организовываться. Потому что нет точной статистики, недостаточно лекарств, не хватает медперсонала.

— В том и дело, что нет. Они есть в Украине, они стоят недорого. Это гормональные и антивирусные препараты. Но накануне поста Рефата Чубарова еще проводили работу волонтеры. Они обратились к общественности с просьбой помочь. Другие волонтеры организовали работу по поиску медперсонала – медсестер, людей, которые могут ставить капельницы, помогать больным...

Сейчас на этих волонтеров идет давление. Против волонтера Айше Ниметуллаевой в медиа Крыма развернулась грязная информкампания. Ее обвинили в том, что она якобы организовала бизнес на теме коронавируса. Говорили, что нужно обратиться в Роскомнадзор, в Министерство внутренних дел РФ. Айше объявила, что она прекращает волонтерскую деятельность.

Ситуация очень сложная, горячая для Меджлиса. Но связь наша крепка и текущие проблемы – всегда в поле деятельности Меджлиса.

— Курултай – это съезд крымских татар. Первый Курултай состоялся уже во времена Российской империи в Крыму в 1917 году. Тогда продолжалась национально-освободительная борьба, и у украинцев тоже, за создание государственности. К сожалению, закончилась эта борьба поражением. Затем была депортация. С возвращением в конце 80-х годов крымские татары заявили о необходимости восстановить свои представительные органы. И 26 июня 1991 состоялся второй в истории, но первый после возвращения крымских татар из депортации Курултай.

На Курултай приезжают представители народа. До 2013 года они избирались на конференциях. Условно говоря, в Крыму 14 районов. В районах есть города и деревни. Община крымских татар собирается и делегирует своих людей на Курултай. Но стали говорить о том, что эта система несовершенна, потому что не представляет весь народ. Возникла необходимость в прямых, открытых, честных, демократических выборах. В октябре 2013 года мы такие выборы сделали. Не одномоментно, но они состоялись и во всех 14 районах Крыма, и на Херсонщине. Кроме того, делегаты Курултая избирались среди крымских татар Киевского землячества. Мы также оставили время для того, чтобы делегатов могли выбрать крымские татары, живущие на территории Узбекистана. Там осталось много наших соотечественников, которые не вернулись из депортации. Но, к сожалению, это уже был вопрос международного уровня, и в Узбекистане выборы не состоялись.

Так 248 представителей Курултая были избраны. Мы собрались на съезд 27-28 октября 2013 года и прямыми выборами избирали Меджлис – 33 представителя. Несмотря на то что у нас нет государства, бюджета, мощных источников для финансирования, мы сделали настоящие выборы с предвыборной гонкой, встречами, дебатами, со всеми составляющими демократического процесса. Меджлис начал работать. Его председателем избрали Рефата Чубарова. Его конкурентом на тот момент был Ремзи Ильясов.

— К сожалению. Его позиция с первого дня оккупации была такова, что, мол, они сюда пришли, и пришли надолго, давайте признавать, сотрудничать...

Оккупация началась в ночь на 27 февраля 2014. Так называемый «референдум» – 16 марта. В течение этих трех недель мы почти ежедневно собирались. У нас было 13 заседаний Меджлиса. Ильясов настаивал на сотрудничестве с оккупантами. Но большая часть Меджлиса не поддержала оккупацию, а наоборот, 15 марта мы вышли с призывом к жителям Крыма не участвовать в незаконном «референдуме».

В 2013 году я была сначала избрана делегатом Курултая, а затем в Меджлис. Среди 33 членов Меджлиса оказалось всего 4 женщины. Всего в Курултае из 250 человек было примерно 80 женщин. Наши женщины очень активны. За четыре месяца мы полностью пересмотрели структуру Меджлиса, обновили работу департаментов. Мы ездили по регионам Крыма, встречались с крымскими татарами, рассказывали о своей работе. Надежды были большие, энтузиазм был очень большой, и поддержка наших соотечественников была очень ощутимой. Но оккупация в феврале-марте 2014 все изменила.

— Как жительница Крыма, как человек, потерявший свой дом, я считаю, что крымский вопрос не рассматривается должным образом. Мне можно возразить, сказать, что есть представители Крыма и крымских татар во власти, есть определенные шаги, к которым прибегает украинская власть, например, создание Крымской платформы, сотрудничество государства с различными правозащитными или гуманитарными организациями. На мой взгляд, в течение семи лет оккупации, всем этим действиям не хватает системности. Все зависит от инициативы и харизмы человека, пришедшего к власти или возглавившего определенное движение или сферу. Если у этого лица есть определенный инструментарий и авторитет, ему что-то удается. Если этого нет, то и работы нет.

Например, такая идея как Крымская платформа. Как бы она не называлась – «платформа по деоккупации», «крымская платформа» – эта идея была давно. Объединить вокруг вопроса Крыма дружественные Украине страны, которые поддерживают нашу территориальную целостность. Тогда, несколько лет назад, она не была реализована. Посмотрим, будет ли она реализована сейчас.

Также есть вопросы, требующие, по моему мнению, немедленного рассмотрения.

— Вопрос автономии крымских татар. Сейчас рабочая группа провела необходимую работу – разработала законопроект для изменений в Конституцию, и Верховная Рада должна рассмотреть этот вопрос. Отдельный вопрос – два закона: по коренным народам Украины и о статусе крымскотатарского народа. Эти законопроекты тоже готовы и требуют рассмотрения.

Иногда нас обвиняют в том, что когда мы говорим о Крыме, мы говорим только о крымских татарах. Но это не так. Крымские татары, как и караимы, и крымчаки – это коренной народ Крыма. И это инструмент для деоккупации и возвращения территорий Украины. Оккупация, с одной стороны, – это международная проблема. Но когда нарушают права коренного народа, грубо вмешиваются в его жизнь – это совсем другое. В международной дипломатии вопрос коренных народов рассматривается на самом высоком уровне – в ООН, например. Вопрос Крыма должен решаться системно: это и документы, которые необходимо иметь, и стратегия деоккупации (открытая и закрытая) – и постоянно, а не от прецедента к прецеденту.

Я в последнее время вижу попытки проводить эту работу системно со стороны Постоянного Представительства Президента Украины в АРК, со стороны Министерства по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий. Но нужно обеспечить ее бесперебойность с учетом сменности власти. Если эта власть изменится, когда состоятся выборы, те, кто придут, должны продолжать эту работу.

— Наши женщины всегда были очень активны. В 1917 году было избрано примерно 80 представителей в Курултай, в том числе 4 женщины. Среди них – дочь Исмаила Гаспринского Шафика Гаспринская. Была и бабушка ныне покойного писателя, доктора физико-математических наук, профессора Айдына Шемьи-заде Анифе Ханым Боданинская, и Айше Исхакова (педагог, этнограф, активная участница мусульманского женского движения и крымскотатарского национального движения в 1917 году, – ред).

Во время депортации, когда многие мужчины воевали на фронте, весь груз ответственности снова ложится на плечи женщин. А в 50-60-е годы начинается национальное движение за возвращение в Крым. Тогда использовали разнообразные методы – и митинги, и обращение, и крымскотатарский самиздат, и работали со СМИ. В этом движении также были широко задействованы наши женщины, например, Айше Сеитмуратова, Шефика Консул, Зампира Асанова, Веджие Кашка. Эти женщины для крымскотатарского народа стали символами, потому что их жизнь – это борьба. Борьба за Крым, за права крымских татар, за право жить на своей Родине. И по возвращении женщины были также активны.

Всего в Крыму накануне оккупации было около 200 крымскотатарских общественных организаций. Среди них были несколько очень известных женских организаций, например, «Союз крымскотатарских женщин». Была организация «Марифчи» («Образование»), которую возглавляла Сафура Каджаметова. «Марифчи» занималась вопросами образования, родного языка, популяризации крымскотатарской культуры. И в Курултае, и в Меджлисе были женщины. Они не очень медийные, однако все они – фундамент любой работы представительских органов.

Что касается правозащитной деятельности, так называемых «дел» «Хизб ут Тахрир» и «Таблиги Джамаат», то за справедливость борются правозащитники и гражданские журналисты, среди которых тоже очень много женщин. Лилия Гемеджи, Муминэ Салиева, Диляра Абибулаева. У Диляры Абибулаевой двое детей – заключенные в Российской Федерации. Несмотря на предпенсионный возраст, Диляра стала общественной журналисткой и пишет обо всем, что происходит в оккупации. Никогда крымские татарки не были далеки от национального движения.

— Это отношение оккупационных властей к крымским татарам. Оккупантам нужно иметь жупел для запугивания, говорить о том, что после одержания «победы» в Крыму у них есть две угрозы. Первая – из свободной от оккупации территории Украины. Если брать крымские СМИ, они постоянно говорят о том, что Крыму якобы угрожает Украина, а крымчане живут на территории постоянного риска.

Вторая угроза – исламский терроризм или экстремизм. Как это продемонстрировать? Где эти террористы? А вот – «Хизб ут-Тахрир». Организация «Хизб ут-Тахрир» была в Крыму еще до оккупации. Они действительно были очень закрытые, имели свою структуру, свой образ жизни. Когда мы были в Крыму, пытались с ними общаться и понять, как они живут. Поняли, что они не были террористами. Они не были организацией экстремистского или деструктивного характера. Оккупанты их просто используют для запугивания и имитации обеспечения безопасности и защиты от террористов на территории оккупированного Крыма.

Ни один из незаконно задержанных, осужденных и заключенных в Крыму и на территории РФ крымских татар не вел образ жизни террориста. У них у всех семьи, дети, хозяйство. Теперь огромные сроки на 10-20 лет этим людям дает военный суд в Ростове-на-Дону. То есть их осуждают сразу как военных террористов. Вот такая «хорошая» забота оккупантов о безопасности крымчан на оккупированном Россией полуострове. Я постоянно слежу за СМИ в оккупированном Крыму. Эти нарративы о «террористах» постоянно там используют.

— Да, это исследование было проведено в 2018 году Национальным советом по вопросам телевидения и радиовещания. Впрочем, надо учесть, что на общенациональных каналах совсем другие законы. Там все измеряется прайм-таймами, рекламой, рейтингами.

У нас есть мощный пул средств массовой информации, которые выехали из Крыма. Сейчас их 11 вместе с газетой «Кримська світлиця», «Черноморкой», телеканалом ATR, которые постоянно рассказывают о временно оккупированных территориях. Создали канал «Дом», хотя у него немного другая концепция, с развлекательным контентом. Руководители этого телеканала считают, что говорить с людьми на оккупированных территориях нужно не про оккупацию, необходимо устанавливать связь на легком, развлекательном контенте, далеком от политики и проблем. На тяжелые и болезненные темы говорят те медиа, которые вынуждены были уехать из Крыма, или национальные медиа в контексте политики в отношении временно оккупированных территорий. Этих разговоров в медиа действительно очень мало. Так не должно быть.

Государство-агрессор быстро и эффективно перестроило информационное пространство под нужды оккупации. Там подход кардинально другой. Они закрыли все проукраинские СМИ, завели общероссийские медиахолдинги, создали отдельные СМИ, которые работают в контексте информполитики государства-оккупанта. Создали агентство «Крыминформ», которое выполняет обязанности официального. Создали агентство «РИА Новости – Крым» – крымский филиал российской «РИА Новости». Создан телеканал «Миллет», радио «Ватан» для крымских татар. На базе ГТРК «Крым» создан «Первый канал». Я ни в коем случае не пытаюсь похвалить оккупанта за его «достижения». Я хочу подчеркнуть, что информационная сфера – это очень важно.

— Это был проект 2015 года, мы сотрудничали тогда с советником министра по вопросам информационной политики Эмине Джеппар. Сергей Костинский тогда только начал работу в Национальном совете по вопросам телевидения и радиовещания. Мы воплотили этот проект. Агентство «Крымские новости», которое я возглавляла, его выполняла. В течение недели мы следили за событиями, формировали отчет из самых горячих и интересных новостей о Крыме. Этот отчет мы посылали в МИП и в МИД. В течение двух лет мы реализовывали этот проект, а затем были открыты другие проекты, в министерствах были созданы подразделения, занимались этими проектами, поэтому наш проект был закрыт. Но на тот момент в 2015 году это было актуально, и мы его делали, на украинском языке и на английском.

— Охотно брали. У меня сложилось впечатление, что на международном уровне, анализируя опыт работы и сотрудничества, вопросы Крыма освещают на профессиональном уровне. В международных организациях, занимающихся вопросами международной политики и безопасности, есть подразделения, которые занимаются Крымом. Они с удовольствием берут, они слушают.

Вот эту связь, образованную путем предоставления информации, нельзя терять. Ее необходимо поддерживать. Если ты о себе не напоминаешь, не предоставляешь информацию, твоя работа почти на 50% будет неудачной. Эта коммуникация необходима. На территории материковой Украины сейчас действуют около 50 общественных организаций, которые занимаются вопросами оккупированных Крыма и части Донбасса. Все они сотрудничают с международными организациями, так как, с одной стороны, они донорские, с другой – их деятельность направлена еще и на внешнего зрителя. Поэтому эту работу надо делать постоянно.

— Это главные вопросы: что делать, чтобы Крым вернулся, и когда он вернется? Если бы мы, все крымчане, знали ответ на эти вопросы, мы бы сделали все необходимое для этого.

Есть два пути возвращения Крыма – военный и дипломатический. От военного сейчас Украина отказалась, так как сейчас он невозможен. Наш единственный путь – дипломатический. Но он охватывает все: и культурную сферу, и гуманитарную, и информационную, и дипломатическую, и правозащитную. В этом направлении необходимо все выполнять. Часто различные ивенты, которые проводятся в этом направлении, получают свою порцию критики, так как их результаты, на первый взгляд, неочевидны. Но представьте, что мы бы этого не делали. Тогда нам бы сказали, что мы сами забыли о Крыме, об оккупированной территории, значит, вопрос этот для нас уже закрыт.

Государство-оккупант пытается сделать вид, что о Крыме не говорят, закрыть Крым, оставить его в своем составе. Если мы будем молчать на фоне всего, что делает оккупант, то это точно будет означать, что эта тема исчерпана. Есть проблема выгорания, неочевидности результатов. Но ни в коем случае нельзя прекращать работу в направлении деоккупации.