Светлана Колодий – родом с Луганской области. Она одна из немногих, кто взялся популяризировать Донбасс и рассказывать остальной Украине, что это не только край терриконов, шахт, гопников, а также «там стреляют» и «там сепары» (а именно такой образ сформировался процентов у 80 наших соотечественников). Она объехала весь Донбасс и рассказывала об общественных активистах и инициативах, о местных волонтерах и известных людях. Писала статьи о городах региона, их истории и достопримечательности. А еще – она одна из инициаторов проекта студенческих обменов между востоком и западом.

«Черноморке» Светлана рассказала о стереотипах, людях, которыми гордится восток, и о том, почему молодежь из запада Украины категорически не хотела ехать на Донбасс.

Ты была одной из первых, кто начал рассказывать об активистах Донбасса. И ты сама – местная. Каким ты видишь этот регион? Ведь у многих украинцев укоренился стереотип, что это малообразованные мужички в спортивках, работающие на шахте и пьющие пиво по вечерам…

Я родилась и выросла в Антраците Луганской области, училась в Донецке, поэтому на себе ощутила многие стереотипы. Особенно после переезда в Киев – часто слышала то, о чем ты говоришь. Когда в 2015 году я начала делать проекты на востоке, это была одна из целей моих – рассказать, что там все не так, как говорят. И люди там не такие. Я знаю очень многих невероятно классных людей, крутых гражданских проектов и инициатив, чиновников, медиков, военных, малых и средних успешных бизнесов.

Донбасс очень изменился с началом войны. Сегодня для меня восток – это в первую очередь те местные люди, благодаря которым он остается украинским, и те люди, которые, несмотря на обстоятельства, его развивают.

В любой области можно найти людей такого типажа, о котором ты говорила – спортивки, пассивность, нежелание что-либо менять. Да что там Украина, во всем мире такие есть. Я работаю в разных регионах страны. И сказать, что в каком-то регионе таких больше, в каком-то меньше, – мне кажется, будет неправдой.

Ты была одной из тех, кто активно развенчивал мифы про «восток-запад». В частности, помню проект обмена студентами из Ужгорода и Мариуполя. Как это было? Насколько охотно ехала молодежь с запада на восток и наоборот?

Идея таких обменов к нам пришла в 2017 году, и тогда мы начали искать участников для проекта. Выбрали два университета – Мариупольский государственный университет и Ужгородский национальный университет. Огласили набор участников для проекта. Поездки должны были состояться в феврале и марте. И когда мы начали отбор, то оказалось, что мариупольских подалось 40, а ужгородских – 4. И нам было очень тяжело найти участников из Ужгорода – студенты попросту не хотели ехать. Учитывая, что в том университете учится порядка 15 тысяч студентов, мы еле набрали группу из 17 студентов. При этом мы записывали видеообращение мариупольских студентов к ужгородским с приглашением приехать. О многие искренне считали, что в Мариуполе идут активные боевые действия, и что город находится под постоянными обстрелами.

Мы увидели четко, как влияет медиа и как эти сообщения воспринимают люди: когда 25 января, в годовщину обстрела микрорайона «Восточный», вышли материалы о той трагедии – студенты из Ужгорода начали массово отказываться от поездки. Они не смогли распознать, что тот обстрел был в 2015 году, а не сегодня. Верили, что это очень опасный город. И второй момент – языковой вопрос. Для меня и всей нашей команды было шоком, что подростки из Ужгорода на полном серьезе считали: раз они не говорят свободно на русском, их могут в Мариуполе побить, как-то обидеть. И третье – был стереотип, что там живут люди, которые только на завод ходят работать и делать в Мариуполе совершенно нечего.

Было очень много стереотипов. Но, когда эти ребята все же приехали в Мариуполь, они были удивлены, что все оказалось совсем не так плохо, как они ожидали. У них было свободное время, они могли погулять по городу, поездить в общественном транспорте. И они поменяли свое мнение – многие были в восторге. Посыл нашей программы – «різні, але рідні». И он очень четко сбылся в этом проекте. Да, в Мариуполе в обиходе все еще больше российский язык, но все же Мариуполь 2014 года и нынешний – это огромная разница.

О чем в основном студенты говорили во время программы? О войне, политике, проблемах? Или просто общались, как любая другая молодежь?

Наша программа начиналась с экскурсии по городу, а потом они знакомились с интересными людьми. Например, в Мариуполе была встреча с главой патрульной полиции города, ходили в гости к гражданским активистам, знакомились с местными предпринимателями, которые рассказывали им о своих идеях бизнеса и своем опыте. Параллельно студенты работали над собственными проектами по выбранной теме. После встреч они обсуждали увиденное, рассказывали, а как у них.

Самый главный эффект, который мы увидели – студенты сравнивали и видели, что может быть по-разному. Что в том же Мариуполе есть чему поучиться: ведь одно дело делать бизнес в Киеве, а другое – в Мариуполе или Тернополе.

Обмен оправдал ожидания? Удалось ли студентам с востока и запада подружиться?

Не могу сказать, что эти ребята очень тесно сейчас общаются, но я вижу, как на каждого из них повлияла эта программа. Например, студенты из Ужгорода сделали у себя свободное пространство для встреч и работы с молодежью. Участники следующего студенческого обмена общались активнее между собой. Не все 28 участников, но человек 10 – общаются, встречаются, вместе ездят на тренинги. Они многому научились, стали активнее.

Если не ошибаюсь, ты была одним из инициаторов проекта GoEast, который рассказывал об активистах, инициативах, городах Донбасса. Какие инициативы тебя больше всего тронули?

Во время этого проекта мы объехали 25 населенных пунктов. Они были как мирные, тыловые, так и на линии разграничения. Например, в Луганской области есть село Евсуг. Его жители собрались все вместе, убрали территорию, местный предприниматель привез им материалы, и они сделали ремонт в школе. Вот это – пример, когда местные жители, предприниматели, органы самоуправления работают как одна команда. Если говорить о молодежных инициативах, то буквально в каждом городе Донбасса они есть – Покровск, Северодонецк, Лисичанск, Доброполье. Например, в Доброполье местные жители создали публичное пространство для своего досуга.

Как по мне, инициативы, которые создаются на местах, – все же более эффективные. Ведь одно дело, когда приезжает кто-то, например, из Киева и говорит: «Давайте делать вот это. Мы расскажем как и что». А другое, когда сами жители хотят сделать свою жизнь лучше, взаимодействуют с властью, бизнесом, ищут доноров. Так, в Лисичанске ребята сделали скейт-парк для всех желающих.

Лисичанск и Доброполье все же города тыловые. А какая ситуация в прифронтовых населенных пунктах?

Конечно, там, где люди живут под обстрелами и пулями, неуместно говорить о создании публичных пространств и прочего. Там другой уровень потребностей и совсем другие механизмы взаимодействия. Например, поселок Новотошковское. В нем есть инициативная группа из местных женщин, которые помогают своим односельчанам. Там потребности – найти дрова, чтобы обогреться, и деньги, чтобы прокормить семью. И не время для культурных инициатив, там стоит вопрос о выживании. Но, тем не менее, они устраивали встречи в здании местной ВГА, хотели обустроить там комнату, где можно было бы посмотреть фильм и сделать библиотеку. Так вот, эти женщины взяли инициативу на себя, когда из-за обстрелов многие жители и без того небольшого Новотошковского выехали. Они оставались и помогали тем, кто наиболее нуждался, как волонтеры в самые тяжелые дни. Сейчас помогают местным взаимодействовать с благотворительными фондами. С одной из организаций женщины договорились посрезать деревья, которые падали на линии электропередач. Коммунальные службы, понятное дело, туда бы не доехали, а эти волонтеры попросили дать им машину, мол, сами соберемся и сделаем своими силами.

Новотошковское хотя и находиться на линии разграничения в сложных условиях, но оно, простите за слово, не так популярно, о нем мало пишут и мало знают. Соответственно, и помощи туда едет намного меньше. И эти женщины помогали в первую очередь добыть гуманитарную помощь тем, кто нуждался. Не ждут от кого-то – сами помогают себе и своим односельчанам.

А получается ли сотрудничать с жителями из оккупированный территорий? Или они предпочитают «не светиться» в подобных проектах?

Сложный вопрос. Для людей, которые живут там и сотрудничают с организациями на подконтрольной территории, самый острый вопрос – это вопрос их безопасности. Многие боятся, поэтому имена людей, которые принимают участие в каких-то инициативах, обычно не упоминается в открытую. Знаю организации, которые стараются работать удаленно с людьми с оккупированной территории, но это не афишируется.

Слышала о еще одной вашей инициативе, связанной с Донбассом – обучение английскому языку…

Есть такое. Организация GlobalOffice, где я работаю, придумала идею летних пришкольных лагерей для изучения английского, которые проходят в июне или августе. Школы подают заявку, мы обучаем учителя английского языка этой школы, подбираем ему волонтера-иностранца, который проводит две недели в этой школе. Его функция – в первую очередь разрушить языковые барьеры, ведь детям бывает сложно перейти от школьных уроков английского к общению на нем. В фокусе – именно школы в небольших городах и поселках. Если говорить о Донбассе, то такие лагеря были в Авдеевке, Лисичанске, Станице Луганской, Покровске, Мариуполе. У нас есть одна волонтер-иностранка, которая приезжает на Донбасс уже третий год подряд. И кроме английского она занимается с детками йогой, помогает им справляться со своими переживаниями и страхами. Она едет именно в прифронтовые города и это достойно восхищения. И помимо английского, это хороший пример для школьников, ведь такой опыт развивает культуру волонтерства в принципе. Они видят, как другие делают что-то для них, и хотят что-то делать сами. И чтобы волонтеров и активистов на Донбассе было как можно больше – это просто моя мечта. 🙂

Вы много сделали для популяризации Донбасса, рассказывали и писали об активных людях, интересных местах… Увидела ли ты фидбек – интерес со стороны жителей остальных регионов? Или же большинство предпочитает и дальше вариться в своих стереотипах насчет востока?

С востоком работает сейчас много организаций и активистов. И мне кажется, это общая заслуга всех, кто так или иначе работал с Донбассом – что интерес к этому региону таки возрос. Мне нравится, как развивается Мариуполь на протяжении последних пяти лет. Но все же наиболее эффективно – это увидеть все собственными глазами и пообщаться с теми людьми. Как показал опыт моих друзей и знакомых, все, кто ехали на Донбасс, сразу же меняли свое мнение о нем в лучшую сторону. Конечно, пока идут боевые действия, многие боятся ехать туда. Люди часто не понимают, что в Краматорске или том же Мариуполе безопасно – и попросту боятся туда ехать. Но после окончания войны, я думаю, восток получит вторую жизнь. И интерес к нему резко возрастет. Как с Чернобылем: когда самое страшное будет позади – многим будет интересно увидеть те места своими глазами. Ведь здесь есть что посмотреть.

Фото из архива Светланы Колодий

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook