В Харькове вернули на место памятник Жукову не только потому, что его мэр – Геннадий Кернес. Не только потому, что его жители в основном говорят на русском. Если судить о духе города по его интеллигенции и творческим людям, то можно с грустью понять главную причину – многие из них искренне гордятся, если их признали в Москве или Санкт-Петербурге. Основное зло в том, что Украина и Киев для них – это провинция.
О существовании Милы Машновой в природе я узнала до того, как нас познакомили. Слышала что-то вроде «милая женщина, талантливый лирик». Харьковский поэт Андрей Костинский (действительно милейший и талантливый человек) решил, что нам непременно нужно познакомиться. Подходящим для этого моментом он счел поэтический вечер в арт-кафе «Агата». Не будучи завсегдатаем этого заведения, не сразу нашла его в темноте. Когда я пришла, веселье было в самом разгаре. Андрей обнаружился очень легко – он обладает столь отличающейся от всех других внешностью, что его сложно потерять даже в большой толпе. Он заказал мне чашечку кофе и быстро на ухо стал рассказывать о поэте, выступавшем сейчас на сцене.
Поэта звали мастер Евгений – без фамилии и отчества. Мастером художественного чтения он явно был – декламировал свои неплохие, в общем, творения громко, четко и даже немного утрированно. Мастер Евгений нравился мне ровно до того момента, пока не похвалился тем, что сборники его стихотворений хранятся в библиотеке МГУ. В нескольких километрах от него находился военный госпиталь с нашими ранеными бойцами, в нескольких метрах – я, которая не могла спокойно жить ни в своем доме возле донецкого аэропорта, ни в принципе в своем городе. Но в его Харькове был мир, он жил дома и ему было приятно, что российские студенты могут почитать его стихи.
Внезапно подошедшая к нашему столику весело хихикающая женщина с бокалом белого вина повисла у Андрея на руке, как мне показалось, слишком уж фамильярно.
– Мила, познакомьтесь, это Лена. Донецкий поэт, принимала участие в фестивале «Авалгард», – Андрей сделал широкий жест, предлагая нам пожать друг другу руки.
Женщина, с готовностью обнажив белые выступающие зубы, сжала мою ладонь. У нее были длинные гелевые ногти, кольца, и напоминала она больше гламурную диву, а не лирика.
– Думаю, вам будет, о чем поговорить в метро. Мила тоже живет на Салтовке, легко сможете встретиться и обменяться творческими идеями, – оптимистично и наивно сказал Андрей, препоручая нас друг другу уже на улице.
Оставшись со мной, Мила продолжила сиять, как новогодняя елка, и хихикать. Потом задала абсолютно стандартный вопрос:
– Как вам, Лена, Харьков и жизнь в нем?
– Гм. Если честно, то я люблю Харьков, но не его жителей.
– Это как?
– За то время, что я тут, меня успели обмануть риэлторы. Пытались несколько раз, но я поддалась только на один обман, потому что он отличался от двух предыдущих. Еще у меня как-то не сложилось с ремонтом ноутбука. Это не говоря о тех хозяевах квартиры, кто любит писать в объявлениях «лицам с донецкой и луганской пропиской просьба не беспокоить».
– Еще у нас могут не взять из-за этого на работу, – охотно «порадовала» меня поэтесса.
– Это почему же еще? Харьков же довольно пророссийский город и вряд ли это делается по идеологическим мотивам.
– Конечно, нет. Дело не в плохом отношении, могут вполне хорошо относиться. Просто люди не хотят себе лишних проблем. Вот у меня на работу не взяли женщину из Луганска, хотя она вроде хороший специалист. Начальство испугалось, что будут дополнительные проверки или вдруг она с чем-то не тем окажется связана, – ее лицо опять осветилось доброй и совершенно бездумной глуповатой улыбкой.
– А кем вы работаете?
– Администратором в студии искусств. В основном у нас учатся вокалу и игре на музыкальных инструментах.
– Но ведь там нет никаких государственных тайн. Что «не то» может в таком месте случиться?
– Не знаю, но им так показалось. У меня у самой есть подруга из Луганска. Она – совершенно нормальная, – опять заулыбалась Мила. А потом уставилась на меня. Будто прикидывая, подходит ли определение «совершенно нормальная» ко мне.
И тут меня накрывает волна жуткой злости. Хочется стукнуть кулаком по этим выступающим зубам, открытым в широкой улыбке. Вцепиться в заботливо уложенные прядки и как следует шваркнуть Милу головой об стенку вагона или поручень. Чтоб она прекратила хихикать, обзывать свою подругу «нормальной, хотя из Луганска» и рассказывать про людей, которые «просто не хотят себе проблем». Но тут параллельно этому яростному желанию в голове всплыли напечатанные аккуратным шрифтом на газетной бумаге заголовки вроде «Переселенка напала на харьковчанку в метро», «Поэта Милу Машнову побила девушка из Донецка». Усилием воли я сдержалась, тоже старательно показала Миле зубы в типа улыбке и вежливо спросила:
– А о чем ваши стихотворения?
– Конечно, о любви. И о Харькове. Редко пишу о чем-то другом. У меня недавно сборник вышел – «Синдром Адели». Знаете, что это такое? Сейчас объясню.
– Не надо, знаю, – невежливо перебиваю я.
– Ой, как хорошо. Знаете, сейчас вообще редко встретишь эрудированность и грамотную русскую речь. Люди перестали следить особо за ней и у себя, и у детей.
– Это не самое актуальное, – замечаю я.
На следующей станции Мила, наверно, к нашей общей радости, выходит, а я еду на одну дальше. У меня горько на душе, потому что я понимаю: таких Мил в Харькове пруд пруди. Строго говоря, никаких законов они не нарушают. Да и меня лично она ничем не обидела. Стоит ли удивляться вообще изобилию людей с пророссийскими симпатиями, если все годы существования независимой Украины большинство предпочитало российское кино и телеканалы, а наши же политики говорили им из телевизора, что «Россия – наш друг и партнер»? В Харькове в метро до сих пор можно встретить рекламки турпоездок в Питер, а на собственном подъезде – объявления, предлагающие особо желающим подключиться к вожделенным российским каналам в обход всех запретов.
Но если в другом конце страны поставить рядышком меня и Милу, показать наши паспорта, то обвинят изначально в пророссийских симпатиях меня. Миле первой сдадут квартиру, потому что ее город не оккупирован. Миле, которая ездит в Москву или Питер, берет участие в конкурсах и ничуть этого не стесняется, потому что «искусство вне политики». Ну, я-то точно в Москве никогда не бывала и не поеду. Русская «Википедия» однозначно обо мне, как о «поэте и культуртрегере Миле Машновой», ничего не напишет. Весьма возможно, что и украинская – тоже. Внезапно в голову приходит слоган популярного донецкого блогера НекроМансера в Твиттере: «Мы будем забыты эпохой. И по х…й!». Как ни странно, это успокаивает.
Иллюстративное фото: freestocks.org on Unsplash
Редакция сайта не несет ответственности за содержание блогов. Мнение редакции может отличаться от авторского.
© Черноморская телерадиокомпания, 2024Все права защищены