Кабинет в Кремле. Ночь. Путин сидит за столом, плотно сжав руки и периодически бросая взгляд в сторону окна, выходящего на Красную площадь. На столе лежит черный чемоданчик. В кабинете темно и только полосы света от прожекторов барражирующих над Москвой вертолетов, как ножом, прорезают ночную мглу, скользят по стенам и тут же исчезают, будто испугавшись увиденного. Редкие автоматные очереди смешиваются с гулом вертолетов, создавая весь это напряженный шум, который просачивается в его кабинет через пуленепробиваемые стекла. И хотя они не пропускают никаких запахов, ему кажется, будто он чувствует привкус гари от тлеющих на площади шин и двух танков, дымящихся ниже собора Василия Блаженного.

«Почему? Почему все это так произошло? Почему он оказался здесь, один, в темноте, как крыса, загнанная в угол?»

Мысль бьется об стенки черепной коробки, хаотично выдергивая из недр памяти разрозненные воспоминания.

Грузия. Богом забытое село Метехи. Грязь, нищета и разлитая в воздухе ненависть.

Набицвали! Подкидыш! – это о нем. Это ему, дразнясь и издеваясь, кричат местные мальчишки на непонятном гортанном языке. Обида и ненависть, жгучая, невыразимая, до сжатых кулаков и зубного скрежета, охватывает его. Он один. Он бессилен. Искать защиты не у кого. Мать? Она только отвернется и вздохнет, а отчим пробурчит что-то непонятное на грузинском, махнет рукой и продолжит заниматься своими делами. Он чужой для них, лишний, ненужный. С какой радостью он поубивал бы их всех! Всех, до единого! И спалить к черту это село, чтоб и памяти о нем не осталось!

Впрочем, он почти так и сделал.

Но память все равно остается. Она мучает его этими воспоминаниями, и заставляет сердце сжиматься от тупой и невыразимой боли.

Крыса. Загнанная в угол крыса.

Броситься на обидчиков, рвать их зубами из последних сил, вложив в эту безнадежную, кровавую схватку всю свою волю жизни и всю свою ненависть. Ненависть к врагам, а особенно к предателям. Предатель хуже врага. Это он впитал уже в Ленинграде. Улица быстро учила уму-разуму. Он воспринял ее нравы, ее законы и ее понятия. Надо быть сильным, надо быть подлым и жестоким, надо быть мстительным. Но надо быть верным. Предателей убивают. Если, конечно, ты раньше не сумеешь убить всех, кого предал.
Вот и сейчас его предали. Предали те, на площади, кто с криками «Путин вор!» и «Смерть узурпатору!» собираются штурмовать Кремль. Он подарил им Крым! Он вернул им веру в свое величие, в свою миссию народа-богоносца. Он поднял эту страну с колен! А страна предала его.

Взорвать! Взорвать к чертовой матери весь этот гнусный мир, наполненный изменниками и предателями!

Мир, наполненный мерзавцами, которые ненавидят его и желают только одного – его смерти.

Руки непроизвольно потянулись к чемоданчику на столе, но тут в дверь постучали. Путин встрепенулся и со страхом посмотрел на дверь.

«Это они? Они пришли убить меня? Предатели, везде предатели! Я был нужен им, пока все шло хорошо, пока был фарт и я обыгрывал всех этих обам, меркелей и прочих макронов. Они чуть ли не молились на меня тогда. А потом фарт закончился. Его как отрезало после выборов 18-го. Падение рейтинга, Кемерово, Магнитогорск, пожары в Сибири, «лошарик» и «буревестник». А потом эти протесты в Москве.  Недаром говорят, что восстание в провинции называется «бунт», а восстание в столице – «революция».

Он вдруг вспомнил свою встречу с Венедиктовым в коридоре Кремля весной 15-го. Конечно, она не была случайной. Путин лично распорядился позвать тогда Венедиктова. Уж очень ему хотелось закончить разговор, начатый в Сочи в сентябре 8-го.

«А что теперь напишут обо мне в учебнике истории?» – спросил он язвительно и натолкнулся на такой странный взгляд бывшего учителя истории, от которого мурашки по коже забегали.

Венедиктов что-то негромко произнес, а может просто пожевал губами. Но Путин понял ответ:

«Владимир Владимирович, зачем Вам все это нужно?».

В дверь опять постучали. Негромко, но уже довольно настойчиво.

«Нет, это не убийцы. Убийцы не станут стучать и ждать разрешения, чтобы войти. Они просто вышибут дверь сапогом. Это кто-то из своих», – подсказал здравый смысл.

Дверь открылась и в кабинет зашел Сурков.

– Владимир Владимирович, нужно уходить. Курсанты долго не продержатся. Час или два, не более. Самолёт ждёт.

– Куда?

Путин поднял мутный взгляд на Суркова.

– Куда, Владислав? В Гавану? В Пхеньян? Мы не долетим, они собьют нас раньше. Куда?

– В Симферополь, Владимир Владимирович, к Аксенову. Командующий Черноморским флотом гарантирует безопасность. Там более 120 тысяч солдат и наиболее лояльное население. И, в конце концов, ядерное оружие. Они не рискнут атаковать нас в Крыму!

– Лояльное население? Ты что, шутишь, Влад? Да они первые сдадут нас Украине!

– Не сдадут, Владимир Владимирович. Они сами боятся мести укров. Мы достаточно долго и основательно пугали их «правым сектором».

И Поклонская гарантировала надёжность. Кстати, она уже ждёт Вас в самолёте.

– Поклонская?

Путин оживился, в глазах появилась озорная искорка. Он быстро встал, взял со стола чемоданчик и хлопнул Суркова по плечу.

– Ты прав, Влад. Полетели в Симферополь!

И оба решительным шагом покинули кабинет.

В тексте использована информация из журналистского расследования американского журналиста и блогера Леона Вайнштайна «Сколько было Вовочек?» и интервью главного редактора российской радиостанции «Эхо Москвы» Алексея Венедиктова украинскому журналисту и основателю интернет-издания «Гордон» Дмитрию Гордону. Все остальное не более чем досужие мысли автора. Пока что.

Редакция сайта не несет ответственности за содержание публикации. Мнение редакции может отличаться от авторского.

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook