«Сначала нам говорят, чтобы шли к России просить пенсии, а наши пенсии забирают, и придумывают сложные процедуры для возобновления выплат. Потом, когда мы таки идем и берем предложенное оккупантами, вопят, что измена. Где тут справедливость, это вообще о чем? Детский сад «Солнышко», не верится, что я вижу это все собственными глазами, кто бы лет шесть назад рассказал, не поверила бы».

Мы сидим в McDonald’s на Вокзальной в Киеве. Она говорит, пьет горячий чай маленькими глоточками, и ест круассан с шоколадом. Елена Степановна (пусть ее зовут так) – моя знакомая из оккупированной территории, которая, как и тысячи других наших людей, регулярно пересекает линию столкновения, чтобы получить пенсию. Я слушаю и молчу, хотя имею, что сказать, просто все это между нами уже сказано миллион раз во время многих разговоров. В Киев женщина ездит к сыну, познакомились мы случайно, и теперь время от времени она звонит, или из дома, или чтобы сообщить, что снова приехала. Летом она любит молочные коктейли, а когда прохладно – чай с пирожками. А больше всего любит то, что столица – большая, шумная и свободная, наполненная людьми.

Их много. Старых и не очень. Здоровых и совсем больных. Все их истории похожи, как будто пересказ одной бесконечной исповеди, – части летописи этой войны. После того, как провела Елену Степановну на поезд, я по дороге домой долго думала, куда исчезают истории, когда людей уже нет? Имеем ли мы право не знать о тех, кто ежедневно проявляет будничный героизм, когда принимает условия, которые диктует война, упрямо выживает, и при этом пытается сохранить хотя бы подобие когда-то мирной счастливой жизни? Заслужили они просто исчезнуть?

Я часто в своих текстах касаюсь темы «двух пенсий», которая, кажется, не утихнет уже никогда, хотя ее раздули, как по мне, на пустом месте. В этот раз решила построить текст целиком из цитат пенсионерки, которая никогда не выйдет на прямой диалог с украинской властью или оккупационными «администрациями», поскольку она и такие как она, просто не имеют права голоса.

Поэтому пусть здесь будут ее слова про те две пенсии, точнее – сколько они стоят на самом деле. Можно возразить что-то вроде «и все об этом знают», но этим летом один из украинских высокопоставленных чиновников поставил мне и другим коллегам вопрос о том, «в чем заключается неудобство получения пенсий пенсионерами с оккупированных территорий». Поэтому, считаю, объяснять придется еще долгие годы, и только тем, кто заинтересован услышать.

Итак, далее – слова Елены Степановны:

«Условия для всех, кто не имеет денег, чтобы заплатить перевозчику, который довезет до «большой земли» с комфортом, одинаковые: длинные очереди на КПВВ, многочасовая дорога, скачки давления. Я иногда просто доползаю домой или к поезду, после всего того, и думаю с каким-то даже страхом, как же это я умудрилась выжить? Особенно страшно, когда ровесники умирают на твоих глазах, где-то в степи, под солнцем, посередине очереди, пока дойдет и «скорая помощь», человека уже и нет. Прикроют лицо газетой, и лежит, пока заберут. Еду и думаю, что же должны пережить родственники по ту сторону нашей «границы», чтобы забрать тело, выяснить обстоятельства смерти, найти тех, кто все видел?».

«Так странно слышать о «несправедливости», что пенсионеры на оккупированных территориях получают две пенсии, а на свободной территории – всего-навсего одну. Извините, это жаба давит, или действительно кто-то завидует, что к нам пришла Россия, истрепала нам всю жизнь, разрушила дома, и теперь дала две с половиной копейки, вроде как нищим в пыль бросила? Они это серьезно?».

«Еще вопрос – а как связана необходимость выполнять действующее украинское законодательство с получением гражданами каких-то выплат от оккупантов?  Есть закон, согласно которому те, кто получает выплаты от оккупантов, не могут получать украинские пенсии и другие выплаты? Или о чем это? О том, что «хорошо мы там устроились»? Ну, с радостью поменяюсь с первым попавшимся желающим: забирайте ключи от моего полуразрушенного дома, российскую «пенсию», и давайте ключи от своего дома. Во время первого же обстрела поймете, почему такая зависть бесполезна».

«Это должно закончиться, я уверена. Все это, что происходит с людьми, вся эта агрессия и непримиримость, оно похоже на временное затмение. Должно пройти. Только нужно, чтобы закончилась война поскорее, потому что ситуация со временем только ухудшится».

«Я не хочу никому ничего доказывать. Я такая же гражданка, как и все остальные, и ничего никому не должна. Возмущает только политика двойных стандартов по отношению к нам, населению оккупированных земель. Мы в любом случае будем виноваты. Кто-то скажет, что мы «не остановили» российских военных на танках, кто-то – что мы «звали Путина», кто-то давно решил, что у нас ходили всегда рубли и не было украинских паспортов … Господи милостивый, мы же из одной страны , а речь – будто о марсианах».

«Радостно. Идешь по Майдану, по Крещатику, в Софию, к Спуску, смотришь на множество поездов на вокзале, в бесконечный поток машин на улицах … Радостно! Рядом люди ругаются, мол, проклятые пробки, а я про себя шепчу: «Будьте, пробки, будьте дорогие люди, все лучше, чем тишина, что поселилась в наших городах». Счастлива, что могу видеть все это, не забывать, как оно: когда улицы полны людей. Это – действительно радость, когда чувствуешь себя песчинкой в ​​человеческом море, одной из многих. Свободной».

«Украина вернется или нет, спрашиваешь? Ха! Конечно, вернется. А зачем же я тогда еще живу и жду?»

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook