Не так давно в Украине проявились активисты, выступившие с законодательными инициативами относительно ответственности за «пособничество оккупантам». Как выяснилось, это понятие может быть растяжимым – в зависимости от интенсивности эмоциональной окраски термина «коллаборанты», например. Важно помнить о том, что законы, написанные на бумаге, регулируют реальные человеческие жизни. Стоит ли судить граждан Украины, которые живут и работают там, где их дом, когда дом, к несчастью, в оккупации? Своими мыслями поделился врач из Донецка. Мы не можем обнародовать ни его настоящее имя, ни специализацию, поскольку свобода слова – это последнее, что приветствуется в так называемой «ДНР». Для нас имя сегодняшнего собеседника – Сергей.
Сергей, вы не жалеете о том, что остались жить и работать в Донецке?
Я не думаю таким образом, для меня нет таких вопросов. Мы с женой обсуждали разные возможности. Когда всё тут стало окончательно плохо, и мы поняли, что оккупация надолго, мы попытались выяснить, каковы перспективы жизни и работы здесь и на свободной территории Украины. Сравнили, подумали, и решили остаться дома. Мы добились того, что у нас есть, тяжёлым трудом. И отдавать, точнее, дарить это всё какой-то обезьяне с автоматом из Бурятии, ну уж нет, простите. Я просто даже как мужчина на такое не могу пойти. Мы рассуждали о самых насущных вещах: жильё, трудоустройство, бытовые какие-то потребности. И пришли к выводу, что мест в частных клиниках на всех не хватит, а наши медицинские звёзды уже заняли все места на новом небосклоне, так сказать. Когда мы создавали семью, то давали слово заботиться друг о друге. И, когда пришла война, мы поняли, что на новом месте не сможем выполнить этого обещания. Я мог бы придумать жалостливую историю о том, как нам было трудно и невозможно выехать. Но предпочитаю честность. У нас были две причины остаться.
Первая: пока мы будем выбиваться из сил, чтобы покрыть аренду, коммунальные услуги, заработать на одежду, еду и выходные в Киевском аквапарке, будет уходить наша жизнь, как песок сквозь пальцы, жизнь в никуда, ни для кого, а просто – тупое зарабатывание денег, чтобы арендодателям заплатить несколько минимальных зарплат. Вторая причина: здесь, в Донецке, в других оккупированных городах, живут люди, которых кто-то должен лечить. И, если мы бросим наших людей на милость международных организаций, которых даже не всегда пропускают в больницы, то какие же мы после этого будем врачи, украинцы и патриоты? Мы приносили высокую клятву. Это не шуточка какая-то, а люди и их здоровье. А это и есть наша работа.
Я не могу жалеть о том, что остался у себя дома. Я люблю свой дом, своих родителей, свою жену очень люблю. И не могу позволить себе рисковать их жизнями и здоровьем. Мне жутко, когда вижу, как живут переселенцы, как люди мучатся… И, пока у меня есть возможность жить дома и делать так, чтобы семья ни в чём не нуждалась, я буду это делать. Моя жизнь – мой выбор. Ни в чьих советах, осуждении или одобрении я, как и все остальные люди, ничуть не нуждаюсь.
Как вы работаете? Кого лечите?
Всех, кто к нам обращается, кто приходит по направлению других специалистов. Если вы спрашиваете конкретно о российских военных, то их и без меня есть кому лечить. Я не служу в военном госпитале, не имею никакого отношения к войне и боевым действиям, не оказываю помощи военным – ни конкретно российским, ни наёмникам группировки «ДНР». У меня совершенно другая работа, хотя она также предполагает оказание серьёзной помощи. Мои пациенты – люди. Просто люди, которым нужна помощь. Я не имею права отказать в помощи никому. Украинская сторона, когда берёт боевиков в плен, при необходимости оказывает им медицинскую помощь, ведь так? Так почему кого-то так сильно удивляет, что людей надо лечить везде, и если я назвался врачом и дал нерушимое обещание, то мне оправданий не будет, если я брошу человека умирать. Я спасаю людей, это моя работа. А разве должен убивать? Насколько сложными стали для нас самые простые вещи: принадлежность к какой-то профессии, равенство, гражданство. Всё подвергается сомнению.
Кого я лечу…. Не так давно приходилось оказывать помощь одному больному, который уже практически умирал, из онкологии его выписали, поскольку не имело смысла дальше держать, это значило бы просто получать деньги с родни умирающего человека. Отправили домой. Обезболивающие, конечно, выписали, да только тут их не было на тот момент, так обстоятельства сошлись, очень несчастливо для этого человека. И, возможно, тут я пошёл на преступление, но я достал обезболивающее. Потому что человек имеет право хотя бы умереть по-человечески. Вот такое иногда у нас здесь бывает «лечение».
Что вы думаете о законопроектах, которые предлагают ввести в законодательство Украины ответственность за пособничество оккупантам?
Мне трудно о них судить, так как я не являюсь юристом. Но как просто гражданин вижу ситуацию так. Нам было тяжело принимать решение остаться, и, конечно, нам хотелось жить на свободе, чувствовать себя частью Украины в полном смысле. И мы даже предполагали, что будет снова, как после Второй мировой войны. Мы с женой неплохо знаем историю, особенно, историю советских репрессий, и предполагали, что такой богатый инструментарий кто-то может использовать. Чтобы учинить всеобщую истерику насчёт предательства Донецка, чтобы только собственные грехи на свет не вываливать.
Но рассудили так: мы остаёмся гражданами, и отнять у нас гражданство нет никаких причин. Мы не совершали никаких преступлений. Мы не затопили шахты, не ввели войска в Украину, не пошли служить в «ДНР» или «ЛНР». Мы не имеем отношения к военизированным структурам. Никаких законов Украины мы не нарушали. К слову, от хамства украинских чиновников у меня иногда в глазах фиолетово делается, то мы мрази, то Януковича выбрали, то выжечь нас тут всех напалмом… Хочется встретить кого-нибудь из них, взять так крепко за воротник, и с пристрастием поинтересоваться: «Ты нормальный вообще человек?». Теперь нас пугают ответственностью за то, что нам будут раздавать российские паспорта. Во-первых, не раздавать всем и каждому, а будут использовать эти бумажки для того, чтобы держать нас всех под контролем – тех, кого надо держать под контролем. Во-вторых, Россия ещё никому и ничего задаром не подарила, за все её «подарки» потом расплачиваются, в основном, деньгами, кровью или свободой.
Что я могу думать о законопроектах, к обсуждению которых меня никто не приглашал, о законопроектах, которые предлагают решать мою судьбу, но не выяснили, для начала, что у нас тут вообще происходит? Как я могу составить адекватное мнение о тех людях, которые пишут эти документы, не задумываясь над тем, что по ним можно будет привлечь к ответственности любого? Я не могу об этом даже думать спокойно. Читал, изучал, удивлялся, а потом понял: это всё, вероятно, большая игра, которая не имеет ничего общего ни с наказанием, ни с ответственностью, а имеет целью лишь камуфлирование каких-то серьёзных прорех в государственной политике за годы войны.
А за какие действия, по вашему мнению, должна наступать ответственность?
За те, которые предусмотрены Уголовным кодексом Украины. Зачем изобретать велосипед, скажите, пожалуйста? Зачем вкладывать новые негативные смыслы в вещи, которые должны просто происходить в соответствии с определёнными процедурами, законными процедурами?
Если человек изменил Украине, есть статья о государственной измене. Если человек совершил военное преступление, есть на это свои инстанции. Если человек совершил любое правонарушение, которое имеет прямую связь с войной – всегда есть соответствующая статья в законодательстве. Не понимаю, для чего нужно придумывать, ставить какие-то эксперименты? Для того, чтобы кто-то почувствовал себя чужаком в собственной стране? Например, я – врач. Моя задача – лечить людей, и я лечу граждан Украины. Чем конкретно, скажите, я нарушаю законодательство Украины? Тем, что выживаю у себя дома, не смея открыть рот лишний раз?
Вы много говорите о несвободе, среди которой живёте. Каким стал Донецк для вас?
Донецк был, есть и остаётся родным и любимым городом, самым лучшим и единственным на свете. Да, он же не такой многолюдный, как раньше, да, в нём потускнел тот огонёк, который в прежние годы ярко пылал, у которого хотелось греться. Но он остаётся нашим городом, который не заслужил такой судьбы, не заслужил войны, и не заслужил горя. Донецк для меня – это символ мужества, символ того, как можно выжить, и сколько можно вытерпеть. У нас очень сильные, выносливые и стойкие люди.
Но вы должны знать, что Донецк – не пустырь и не руина. Это далеко не так. Очень многие люди вернулись, из тех, кто не смог по разным причинам остаться на мирной территории. В основном, это, конечно, очень дорогостоящая аренда и тарифы на коммуналку. Да, город рано пустеет из-за «комендантского часа», и война опустошила многие магазины, развлекательные центры, нет больше дельфинария, нет изобилия украинских продуктов на магазинных полках. Но город и не выглядит как Припять. Он чистый и ухоженный, он сохранил свою красоту, хотя она и запятнана оккупацией.
Донецк – это символ всего, что у нас было, всего, что мы ухитрились сохранить. Это наш город, и мы не собираемся его ком-то дарить. Донецк – это часть Украины, важная часть, как и все другие города в Украине. Мы все взаимосвязаны, вся страна – один организм. И когда я слышу: «Сами вы во всём виноваты», это больно и очень странно. Как будто тебя во дворе режут, а из окна кто-то кричит: «Сам виноват, пусть тебя зарежут». Как накрутили людей…
А что можете сказать о медицинской сфере?
Тут сразу так и не ответишь… Видите ли, есть медики, а есть бизнесмены. И одних сразу можно отличить от других. Была давным-давно в Донецке гастроэнтеролог, которая не давала консультаций по телефону, и говорила пациентам: «Ну, вы же мне денег по телефону не пришлёте? Приходите сюда, и оплачивайте консультации в том размере, в каком вы хотите получить помощь». Вот она – бизнесвумен. И ей безразлично, что там кто о ней подумает, скажет, и, главное, ей совершенно наплевать на то, что медицина, вообще-то, в Украине бесплатная, а у неё – не частный кабинет, а государственная клиника. Вы себе не представляете, что сейчас в Донецке вытворяют с людьми такие врачи, как она. В принципе, то, что я вам это рассказываю, можно считать нарушением врачебной этики, но я говорю правду, и уверен, что её многие узнают по этому описанию.
Так вот, если говорить о медиках, о врачах и медицинском персонале в целом, то Донецку повезло, что специалисты остались, что они не бросили дончан на произвол судьбы. Для города и его жителей это прекрасно.
А что – не прекрасно?
Я бы определил, что худшее из зол – так называемая «Гуманитарная программа по воссоединению народа Донбасса», потому что это программа по разъединению, а не объединению народа Украины, а не просто граждан с Донбасса. В «ДНР» всё работает на показуху. Люди из подконтрольных украинскому правительству районов приезжают в Донецк, чтобы получить медицинскую помощь. Их фотографируют, за ними бегают с камерами, их карточки практически все переписывают, фиксируют данные, имя-фамилию-отчество. И, естественно, им достаётся всё бесплатно. А теперь – вы представляете насколько сильно таких людей ненавидят местные, которым медицинские услуги достаются очень даже платно?
Никакого объединения здесь нет. Оно и не подразумевалось. Просто хотят в России показать, что, мол, всех в Донецке и в Луганске принимают. И люди действительно приезжают. Знаю случаи, что обращались из Львова. К ним тут подчёркнуто вежливо относились, видимо, хотели показать, что тут «бандеровцев не едят»… На самом деле, здесь едят всех, вне зависимости от прописки и региона… «Русский мир» ест всё, ничем не брезгует.
Ещё плохо то, что в «ДНР» абсолютно не работают заявленные программы по помощи тяжелобольным и людям, скажем так, со сложными диагнозами. Надо иметь либо два и более диагноза одновременно, чтобы получить российские препараты хорошего качества, либо быть просто при смерти. Тогда, возможно, что-то выделят. Но в большинстве случаев эти программы не работают. В благотворительные фонды не имеет смысла обращаться, поскольку они работают по тем же схемам, что и эти «государственные» программы.
Возможно, вам хотелось бы что-нибудь добавить к уже сказанному выше?
Я бы очень хотел потом, после войны, рассказать о своей работе подробнее. О том, что пришлось пройти за все эти невероятно жестокие годы. Та история, которую я вам рассказал, она ведь одна из многих, многих историй. Мне очень трудно носить это в себе. И к психологу тоже не особенно обратишься: кто знает, когда «МГБ» взбредёт в голову меня проверить? Явятся к моему психологу, и скажут, что врачебная тайна в период военного времени – не тайна, и здравствуй, подвал… По той же причине не исповедуюсь. В общем-то, это жизнь в постоянном балансе между опасностью и безопасностью, это постоянная необходимость хранить молчание.
Мне бы очень хотелось поговорить с теми, кто больше всего настроен против таких, как я. Дело не в том, что кто-то врач, кто-то бизнесмен, а кто-то шахтёр. Мы все здесь сидим в одной и той же заднице… в одной тюрьме. И я лично очень жду Украину, чтобы восстановился покой и порядок.
Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook
Иллюстративное фото: Quinten de Graaf on Unsplash
© Черноморская телерадиокомпания, 2024Все права защищены