Эта история про то, как война навсегда может поменять жизнь человека. А он, в свою очередь, повлияет на умы других.

Сегодня «Черноморка» знакомит с киевлянином Юрием Руденко – ветераном российско-украинской войны и автором популярных в Украине и зарубежном книг «Психи двух морей» и «Свет и кирпич». В них читатель смотрит на войну и людей, участвующих в ней, глазами журналистки. Главная героиня проходит все основные битвы украинских военных 2014-2016 годов как свидетель конфликта с украинской стороны. Здесь и любовь, и потери, и боль. Но самое главное – это история войны в художественном обрамлении, написанная доступным языком о действительно важном.

Твоя жизнь до событий 2014-го года была как-то связана с армией?

Скажу сразу, от армии я откосил. Когда мне пришла повестка на срочную службу, я сделал все, чтобы на неё не попасть. Ну, не было нужды в начале 2000-х тратить полтора года впустую, и я решил провести их с пользой, учредить собственный бизнес. Во время Майдана и до войны я имел небольшую, но твёрдо стоящую на ногах контору по установке спутниковых антенн.

У каждого есть своя точка отсчета. Какой была твоя?

Моя война началась на Майдане. Я был все основные вехи там. Не как активный участник майдановской сотни, а как обычный киевлянин, которому было не все равно. Когда первые добровольцы уже ехали на Восток, а страна переживала периоды фактического безвластия, на улице не было милиции по форме, парламент принимал ряд нужных для революции законов, кто-то умный организовал всех «негодяев, которые могут бедокурить» и привлёк к охране общественного порядка. Чтобы не было мародерства и беспредела.

Как ты попал на восток Украины?

Первая повестка мне пришла в августе 14-го. Вторая волна мобилизации как раз была на передовой. И я такой, ну, окей. Я-то помню, во время призыва на срочную мое дело потеряли. Но тут вопрос не стоял, идти или не идти. Конечно, идти. Тем более мне повезло, много моих друзей уже были на Востоке. И я пошёл. Правда в военкомате районном меня просто взяли «на карандаш», что, вот, я такой есть – и отправили домой. Я сильно не переживал, ведь тогда волонтёрил.

А в это время мой друг воевал в Иловайске. И пропал. Я его полгода искал. По моргам ездил опознавать. И каждый раз мимо. Через полгода нам его вернули. «Черный тюльпан» (организация, которая вывозила тела убитых, в том числе с оккупированных территорий – ред.) привёз. Похоронили.

То есть ты даже частично был готов ко всему, что возможно было увидеть и пережить на войне?

Рюкзак у меня собранный стоял давно. Тут увлечение страйкболом помогло. До войны активно им занимался. Вся эта «снаряга» была. Потом ещё долго осознавалось, как так в жизни вышло, что игра в солдатики на гражданке на самом деле переросла в серьезную войну, где смерти не от попадания пластикового снаряда с краской, а настоящие.

На саму войну меня позвали телефонным звонком. Приятный женский голос вечером апрельского дня 2015 года пригласил послужить в армии. Жена сказала: «Решение за тобой». Тут понятно, если не пустить, потом скажут, мужик за юбку спрятался. Выпихивать на войну – тоже осудить могут. Потому она просто сказала: «Приму любое твоё решение». И я поехал в учебку. Полтора месяца я там оттарабанил, на Яворивском полигоне. И стал гордо называется оператором ПСНР-5 (переносная станция наземной разведки – ред.), хотя мне очень хотелось в 43 бригаду (43 Отдельная артиллеристская бригада – ред.). С «Пиона» (самоходная артиллерийская установка калибра 203 мм – ред.) хотел стрелять. Но меня, как киевлянина, распределили в 101-ю отдельную бригаду охраны Генштаба. И я поехал на боевое слаживание. И это было лучшее время в армии. Так много как там я не стрелял никогда.

Каковы были задачи на войне?

Попал я, в итоге, в Краматорск. Охранять штаб АТО, который в 2015-м дислоцировался в Краматорском аэропорту. У меня был мой боевой расчёт, «зушка» (зенитная установка – ред.). Мы контролировали стратегический объект и охраняли от местных гавриков, которые случайно забрели на территорию штаба. Ореол обитания мой заключался в окопе 40 на 40. Один раз я даже заметил вражеский беспилотник, который кружил над территорией. Его вроде даже сбили. Мне так сказали.

Вроде на войне, но какая-то срочная служба получается? Было ли ощущение, что делаешь недостаточно?

На самом деле, первые 10 месяцев моей службы в АТО – это была реально срочная служба. Единственное отличие – без армейского самодурства, которое часто встречается в штабах. Мы же были все мобилизированные, и отношение к нам было более чем человеческое. Я даже кофе с утра мог попить. Не было этих строевых каждодневных маршей по плацу. Мы за это время от нечего делать так окопались в том Краматорске, что реально эти окопы там до сих пор, уверен, в активном пользовании. Основательно подготовились к зиме. И даже собирались уже новый год встречать. А я каждый день читал сводки фронта и себя успокаивал мыслью «ну, кто-то и это же должен делать». Хочется же героического эпоса, а его нет и нет.

И ты все время просидел в окопе Краматорского штаба, который в тылу?

Как-то утром к нам ворвалась командир с криком: «Вы что, ещё не собраны? Мы переезжаем». И тут я подумал, наконец-то на войну. За два часа мы кое как собрали нашу «двухкомнатную квартиру» – нашу «зушку», – и, телепаясь в хвосте колоны, как опоздавшие, уехали в Часов Яр. Штаб АТО переезжал на 20 км ближе к линии фронта. И именно там я увидел, как ведётся война.

Это были ночные выдвижения колон с техникой на передовую. Без света, по лесам-полям, чтоб противник не узрел. Это работа нашей артиллерии. Когда ты сличишь гул гусениц, а потом залп выхода снаряда. И знаешь, что этот снаряд полетел к сепарам, чтобы те прекратили атаку на наших. Моя задача была сообщать про передвижение наших колон, то есть доехали или не доехали до нужной точки. Нет ли над ними беспилотника, который мог не просто засечь нашу арту, но и по нему враг мог скорректировать огонь. А что значить разбить артиллерию? Это оставить нашу линию обороны без прикрытия. И вот такая метушня в штабе продолжалась ежедневно. Как большой муравейник, где у каждого своя задача. И если кто-то один эту задачу провтыкает, то все это целое может рухнуть. Я видел, как штабные командиры отдают приказы на открытие огня, на наступление наших сил. У них в ответственности были десятки километров фронта. И теперь, когда читаю возмущения в Facebook о том, какого «не такого» очередного генерала назначили командующим, и что лучше бы взяли командира с фронта, мне смешно.

Для того, чтобы командовать армией – мало боевого опыта в одном окопе, надо быть опытным стратегом. Если ты обычного тракториста поставить директором завода, то не будет ни тракториста, ни завода.

Когда появилось ощущение, что нужно писать и именно книгу?

Facebook и сподвиг написать книгу. Мысль о ней была давно, так как до войны я в таких событиях поучаствовал, когда волонтерил, когда по моргам друга искал… Насмотрелся. Но когда понял, читая фейсбучные батлы, что у нас лишь каких-то 5-7% населения в курсе, что идёт война, а ещё меньше понимают зачем и как, и даже кто ее ведёт, я решил, что постов на своей страничке мало, и нужно писать книгу. У меня-то героического эпоса никак не случалось, зато в моем окружении было столько людей, которые реально заслужили, чтобы о них рассказали. И захотелось доступным языком рассказать о Майдане, почему он случился. Про первые бои наших в 2014-м. И чтобы это было понятно не только тем, кто воевал и в курсе армейской терминологии, я решил написать это все в виде любовного романа про иностранную журналистку, которая приехала описывать войну и ведёт журналистское расследование. Выдуманная только главная героиня. Остальное – описано со слов реальных участников войны. Первая книга «Психи двух морей» – это события до Иловайска. Вторая «Свет и кирпич» – это период Дебальцево.

Почему женщина?

Потому что мы живём в мир стереотипов, где мужику, а тем более на войне, стыдно бояться и плакать. А женщине не стыдно.

Первая книга, «Психи двух морей», я ее написал прямо в АТО. За полгода. Когда охранялся штаб в Краматорске. Ее 2500 тысяч экземпляров вышло. Вторая, «Свет и кирпич», родилась уже дома. За почти два года. 1500 экземпляров получилось. Это достаточно много. Я же там все до деталей прописывал. Если горит данный вид техники, то даже цвет дыма должен быть такой, как в реальности. Мне потом в отзывах писали, что получилось все. Как-будто научно-популярный роман.

Считаешь себя одним из тех, чью жизнь кардинально изменила война?

Все, что я писал в итоге, это стало моей работой. К установке антенн я больше не вернулся. Продал часть бизнеса своему партнеру. И теперь пишу «Историю войны» для телевидения. Мини-фильмы, в среднем по 6 минут, выходят на UA TV. И я продолжаю изучать каждую деталь боев. Война же не прекращается. А, например, про нашу победу в Марьинке в 2015-м писали мало. Она и станет одной из основных тем книги, над которой я работаю.

Есть что-то за последние 5 лет, о чем жалеешь?

Я бы не повернул время вспять. С одной стороны, не хотелось бы переживать войну. С другой, если бы можно было отмотать назад, я бы не в охрану штаба попросился, а на передовую. Хотя бы на «гармату» (судоходная артустановка «Пион» калибра 203 мм – ред.) Но жизнь моя стала однозначно другой. Ну, и есть достижения. В Киеве читают. «Психи» есть даже в библиотеке Конгресса США. В Донецке читают тоже, и даже в Москве! У меня на обложке книжки «Психов» десантный БТР, и мне скинули фотку, где эта книга на фоне Кремля. Так символично, в День Десантно-штурмовых войск Украины (21 ноября) это было. Пока, к сожалению, наш БТР на Красной площади только на бумаге. Но верю, это пока. Ведь есть надежда, что тех, кто понимает, что именно происходит в Украине, станет больше. И мы вернёмся в Донецк с Луганском и Крым.

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook

Фото из Facebook Юрия Руденко