Я ничего не знала о войне – вот важнейшее из того, что поняла за пять лет войны России с Украиной. Не знала, как война перемалывает разные судьбы в общей мясорубке; как близкие становятся далёкими; как внезапно может уйти любимый человек; как отчаяние и вражда разделяют народ, ещё вчера даже не подозревавший о том, что нас, украинцев, будут делить на «патриотов» и «предателей». Никто у нас не был готов к войне и её последствиям, к тому, что война – это так близко и так далеко, к тому, что война, как выяснилось, бывает одновременно одна и та же – и у каждого своя.

История, о которой сегодня пойдёт речь, не нова, и, возможно, ничем не выделяется из сотен подобных. Но в этом и ужас войны: мы привыкаем к горю. К простому человеческому горю. И начинаем судить о том, как должно поступать людям, как будто речь идёт и не о людях вовсе, а об идеально настроенных механизмах. Я предлагаю вспомнить о реальности. И немного обновить впечатления.

ПРЕДЫСТОРИЯ

1 апреля 2017 года после долгого трудного телефонного разговора с мужем моей приятельницы я написала на Facebook такой пост:

Это, казалось бы, значимое только для отдельной семьи событие, о котором я рассказала своим френдам, спровоцировало бурные обсуждения. В какой-то мере история стала судьбоносной и для меня самой.

Пост: а) выявил в среде моих друзей одного врага; б) показал мне, какими едиными и дружными могут быть украинцы в вопросе спасения страны и её народа от оккупантов. И если на первом моменте я бы не хотела останавливаться (только сказала об этом, чтобы подчеркнуть, что для меня это было важно), то второй, по-моему, достоин того, чтобы его продемонстрировать:

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Они покинули дом, как и решили, очень быстро, пока был шанс устроиться на работу и успеть занять жильё, которое удалось оперативно отыскать таким же чудом, как и возможность трудоустройства. И он, и жена попросили не называть ни их реальных имён, ни населённого пункта, в котором они обосновались два года назад, и благополучно живут по сей день. Давайте называть их Сергей и Оксана.

Дальше будут только их цитаты – мысли о войне и мире, о жизни переселенцев, о семейных отношениях, о работе и досуге, об Украине и будущем.

СЕРГЕЙ:

«Я, поверь, никогда не воевал бы против Украины, но знаю, что такое полное, чёрное отчаяние. В тот вечер, когда тебе позвонила Оксана, я крепко напился. Тогда была только одна мысль: «Что делать дальше?».

Тут надо понимать, что выпало на нашу долю. Когда пришёл «русский мир», я не верил, что будет война, и не понимал, как так – вокруг происходит одно, по телевизору говорят совершенно другое, а соседи во дворе рассказывают третье. Может, так оно всё получилось именно потому, что у нас не было понятий о дружбе, равенстве, не было понимания, что страна на всех одна и так далее. Я не знаю. Но видел то, что видел: страна морально распалась в течение нескольких дней. Было ощущение какого-то конца света, полного одиночества, беспредела, кинутости, нас ведь и бросили на произвол судьбы.

Когда пришла оккупация, мы решили остаться дома. Во-первых, некуда ехать, во-вторых, не было смысла, дома – работа, родственники, друзья, дома мы никогда не были одни. Никогда – это до войны. Мать умерла от сердечного приступа, за пару дней выдержала поездку через блокпосты, беготню по инстанциям на мирной территории, потом обратную дорогу. Не знаю, что её сломало. Она толком не рассказала, что произошло, может быть, её кто-то обидел, или по пути увидела что-то, или элементарно подвело здоровье. На следующий день после возвращения домой она присела на скамейке во дворе, и больше не поднялась, ушла очень тихо, так, как жила. Для меня это было огромным потрясением, мы были очень близки. Отец потом сильно сдал, отчаялся. Сейчас он живёт дома, категорически не согласился на постоянный переезд, хотя и гостит у нас по несколько недель, бывает.

Через некоторое время после смерти матери я лишился работы. Слухи о том, что очень многих уволят, ходили уже давно, но как-то не верилось, всё-таки сколько ж лет я проработал на предприятии, и у меня огромная семья, трое детей, жена, отец… Есть ещё пожилые родственники, которым тоже надо помогать. Было такое чувство, что меня постоянно бьют по голове, не давая очнуться, защититься. Ну и потом пришёл тот вечер, когда я напился «от души», после очередной попытки устроиться хоть куда-нибудь. А куда устроишься, если уволили оттуда, и, если вообще работяг увольняют отовсюду, значит, работяги не нужны. Такое отчаяние навалилось, в общем…

Вопрос в том, что напился я не один. Нашлась компания… Как потом выяснилось, это были ребята, которые вербуют мясо в «ДНР». Когда я «дошёл до кондиции», они начали расписывать прелести службы в «ДНР», как там, мол, хорошо платят, как будет распрекрасно служить, «защищать Донбасс», и ещё деньги и «новые звания» получать за это. Оплату в баксах предлагали, вот так… Поговорил я с ними, ничего не обещал, конечно, и вот время уже и домой идти. Стою, не знаю, как и с какими глазами возвращаться домой к семье. Как сказать, что нет и не будет денег, что я с пустыми руками к ним. Ну, момент такой для меня, как для мужика, был очень сложный. У всех бывает, когда надо раскиснуть, дать себе расслабиться, и тут же снова собраться в кулак. Ты думаешь, я вот так бы стоял и плакал? У меня не было на это времени…

Когда пришёл домой, такая взяла злость на всё. И я в первый (и, надеюсь, в последний) раз устроил жене форменную истерику. Орал, что пойду воевать, раз нас все слили и тут бросили, всё такое. Это бессилие во мне орало. Никуда бы я не пошёл, конечно. Но в ту секунду увидел её глаза, увидел, как она на меня надеется, и не выдержал. Реальный нервный срыв был, по ходу, мне и сейчас сложно об этом вспоминать. Ну, а дальше ты знаешь. Оксана перепугалась, позвонила тебе.

Мне важно, раз уж ты статью об этом пишешь, чтобы ты и все, кто будет читать, знали: я не пошёл бы воевать за «ДНР» никогда в жизни».

«Нам повезло, потому что ни разу не столкнулись с хамством или намёками, что мы плохие, потому что приехали из оккупации. Переселенцем себя не чувствую, только очень угнетает, что мы живём не в своём доме, не в собственном, и очень тяжело принять то, что наш-то дом в пределах досягаемости, а жить там нельзя – выгнала война. Вот это, наверное, самое тяжёлое.

Кстати, а мы ведь до сих пор живём в том доме, который ты нам посоветовала, очень хорошие люди, хороший город, нам здесь всё нравится. Место работы ни я, ни жена не поменяли ни разу. Выручило, что у нас с ней ходовые рабочие специальности, везде востребованы, могли бы ещё повыбирать, где работать (смеётся – ред.). Радует нас, что дети говорят по-украински, мы тоже привыкаем, и так удивительно, как они быстро приучились, ведь мы же всё-таки русскоязычная семья всегда были. Это классно.

Дети адаптировались нормально. Малые ведь всё от родителей берут, от старших. В классе у сына был мальчик, который попытался подразниться «донецьким бидлом». Видимо, дома наслушался всякой ерунды, и повторил. Ты поверишь или нет – весь класс стал моего защищать, требовали, чтобы тот пацан извинился. Кстати, они с этим мальчиком дружат, часто у нас дома бывает, играют вместе, какие-то свои дела обсуждают.

Переселенцем быть не то что бы плохо, просто – никак. Плохо то, что такой статус вообще появился, потому что появился он из-за того, что началась война. Да, мы, к счастью, не столкнулись с осуждением или оскорблениями, но я прекрасно вижу, что говорят и пишут в новостях, и что высказывают в интернете, и от этого волосы дыбом поднимаются. Нельзя так натравливать людей друг на друга, мы же все в одной стране живём, зачем же её вот так дерибанить? Я вижу, что дискриминация есть, и понимаю, что людей сталкивают лбами, типа – ты патриот, а ты нет. Это разве нормально для взрослых адекватных людей? Но, к сожалению, знаю тех, кто столкнулся с несправедливостью при аренде жилья, например.

Я думаю, это должно прекратиться, потому что это всё искусственное. Есть те, кто извлекает из этого пользу, наживается на человеческом несчастье, например, те, кто дерёт с переселенцев бешеные деньги за квартиру. Но не все же такие. Я так понимаю, если мне не нравится, что о донецких говорят – «да все они такие», то я не должен говорить – «все они такие» об остальных украинцах. Думаю, что все мы должны жить в мире. Не приведи, Господь, снова оказаться в такой ситуации, как два года назад».

«Мне очень повезло с женой, повезло с семьёй, повезло с друзьями. Наша история – это счастливая история. Одна из немногих. Мне хочется донести одну простую мысль: нужно всегда сохранять в себе человеческое, людское. Войны проходят. Когда-нибудь Россия всё-таки уберётся из моего дома. Из нашего дома – Украины. И мы же не хотим жить в таких склоках, которые сейчас устраиваются в интернете? Нам же хочется вырастить психически здоровых детей? Ты же знаешь, что такое жить в оккупации, сколько там навсегда морально и физически покалеченных детей. Нам повезло – наши дети спасены. Но это просто чистое везение, что кто-то захотел нам помочь и найти нам жильё, работу, что нашлись юристы, которые помогли продать машину, гараж, участок земли. Всё это, по сути, небольшие деньги, но на них мы купили новую мебель, собрали детей в школу, и, только не смейся, подлечили зубы. Вот такие радости. Нам хватает. Спасибо всем, кто нас узнает по этой статье, спасибо вам за то, что помогли нам».

ОКСАНА:

«Мне до сих пор иногда становится страшно, что наша семья тогда стояла на какой-то грани. Очень непросто видеть, как твоего мужа, огромного сильного мужика, ломает жизнь, как щепочку какую-то. Мы ведь всю жизнь вместе, с самого раннего детства, и я не думаю, что кто-то из нас реально задумывался о том, что у нас есть выбор быть с какими-то другими людьми. Когда так хорошо знаешь и чувствуешь человека, ты чувствуешь и его боль тоже. Я не могла ничего утешительного сказать, потому что на каком-то этапе утешения наподобие «всё будет хорошо, всё пройдёт» закончились. И тогда пришло отчаяние. Рассчитывать было не на кого, война, дети на руках, папа мужа, старый человек, считай, тоже как будто ещё один ребёнок.

Я никогда не говорила вслух этих мыслей, теперь скажу. Я рада, что всё произошло так по живому, быстро, как пластырь оторвать. Да, мне больно за мужа, за его разочарование и отчаяние. Но если бы мы все тогда не испугались так сильно, то, кто знает, может быть, дней через несколько те вербовщики пришли бы к нам и забрали Серёжу насильно. Я рада, что случай помог уехать. И ни секунды не верила в то, что муж отправился бы воевать за тех, кто забрал наш дом. Боялась только того, что насильно заберут. Кто будет спрашивать наше мнение, кто посмотрит, что у нас трое детей, и есть пожилые люди, которые практически являются нашими иждивенцами? Никто. В «ДНР» на такие мелочи плюют с высокой горки».

«Знаю, что есть и будут те, кто сделает вывод о нашей семье, о моём муже, прочитав только твой пост, первые строчки. И будет орать, как дурной: «Вот сепаратюги»… И не дай Бог кому-то на наше место тогда. Мы никак не могли повлиять на войну, потому что, начнётся она или нет, решали не в Донецке. А мы хотели просто жить в мире, в своём доме, растить детей и чувствовать, что вокруг родная земля. А теперь у нас нет и не будет больше того дома, земля загажена, вода отравлена, говорят – экологическая катастрофа. Да. Но в первую очередь это человеческая катастрофа.

Я хочу сказать таким скорым на расправу людям: у нас всё хорошо, слышите? Мы выкарабкались, мы выбрались, и заплатили за это очень дорого. У нашего сына глаз дёргался, как бешеный, как жилка на шее, бывает, бьётся, с такой вот частотой. Только немного подлечат, и опять – громкий звук, и готово. Год после того, как мы уехали на новое место, мои дети плакали во сне. И теперь, сегодня я могу сказать: у нас всё хорошо. А остальное никого не касается. Я и моя семья – граждане Украины. И нам не за что краснеть ни перед собой, ни перед людьми».

«Я рада, счастлива, что нас никто не преследует, что нас никто отсюда не гонит. Жить в безопасности, без страха отпускать детей в кино, в парк, в гости – это большое счастье. И по-настоящему счастливы люди, которые живут себе, и не подозревают о том, какое же это счастье».

Иллюстративное фото: David Billings on Unsplash
Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook