На всю Луганскую область есть только один контрольный пункт пропуска – КПВВ «Станица Луганская». Один вид моста, давно уже ставшего дорогой жизни для луганчан, проживающих на оккупированной территории, вызывает содрогание: шаткая конструкция, а зимой она ещё и покрывается коркой льда. Один из иностранных журналистов, внимание которых также приковано к ситуации на Донбассе, охарактеризовал это место: «Так выглядит ад». Сквозь этот ад ежедневно проходят около десяти тысяч человек. Большинство из них – пенсионеры, пожилые люди, приезжающие в Станицу Луганскую за своими выплатами, продуктами, часто – чтобы получить необходимые документы. Одна из пенсионерок из Луганска в интервью «Черноморке» рассказала о том, как выглядит такой путь, как живётся в оккупированном Луганске, и насколько сильна надежда на возвращение под украинский контроль. Имя собеседницы не называется в целях безопасности.

Каким стал Луганск за прошедшие пять лет?

Несчастным. Можно сказать конкретнее: Луганск стал бедным, мрачным. В нашем городе померкли краски, стали как-то тише, молчаливее люди. Закрываются магазины, предприятия, уровень безработицы ужасающий. Город как-то проседает, что ли, становится непохожим на себя. И всё вот это я и называю словом «несчастный», город выглядит, как несчастье. И это очень больно… Луганск – город не просто родной, он дорогой, драгоценный для меня город. Город юности, город любви, город, где родились мои дети и внуки. Город, которого не увидят в прежней довоенной красе и мире мои правнуки. А, может быть, они его и вовсе не увидят. Кто знает?

Ещё Луганск стал городом, где постоянно ощущается, как это говорят, «металлический привкус страха». Я постоянно боюсь. Боюсь распустить язык и оказаться на подвале, ведь у нас тут не считается чем-то необычным издеваться над пожилыми людьми. Мне 69 лет. И я, прожив честную жизнь, никогда не совершившая воровства, предательства или поступка ради корысти, должна молчать, когда вижу шваль поганую с российским акцентом на улицах моего города. Знаете, иногда иду мимо этих, которые с оторванными ногами, сидят и милостыню просят, и два чувство во мне борются: ненависть и боль. Ненавижу понятно, почему, а больно – потому что здоровые мужики, а жизнь себе и нам искалечили ни за что ни про что.

Вы имеете в виду российских наёмников?

Ну да, тех, которые воевали, и остались без рук, без ног. Знаете, нас всегда пичкали сказками насчёт того, что в войне есть какая-то честь и доблесть. Но ничего этого в войне нет. Потому что война несёт смерть, кровь и разруху. Туда, где вспыхивает война, куда приходят с оружием, всегда приходит смерть, всегда приходит ненависть. Мы живём на войне – со всеми последствиями, которые из этого следуют. И мы уже не увидим тут ничего хорошего, потому что не знаем, когда война закончится, и когда люди перестанут кусать друг друга, стараясь причинить побольше боли. Мне жаль, что я не сохранила столько человечности, чтобы по-настоящему пожалеть этих искалеченных людей, которые уже никак и никому не смогут навредить. Я не могу их жалеть. Россия испоганила мой мир, мою жизнь, лишила меня возможности жить среди любимых, родных моих людей, и я не могу жалеть тех, кто воевал за Россию против моей Украины.

Когда прошёл «референдум», было ощущение, что ты кричишь в комнате с толстыми стенами, которые поглощают звук. Вокруг творится какое-то безумие, сумасшествие. Никого не интересует реальная воля и выбор людей, которые оказались в тисках у России. Мы не выбирали жизнь в России, мы не хотели войны, мы оказались между двух огней. Телевизор сеял ненависть, а я видела, что большая часть Луганска вообще не успела понять, осознать, что же происходит. И вот, мы оказались в оккупации, и, несмотря на то, что очевидцы событий живы и могут всё рассказать, никто так и не понял, что вообще случилось. Потому что в телевизоре мелькают какие-то люди, которые называют себя местными жителями, которые выехали, и обливают грязью вчерашних соседей, которые просто молча в шоке смотрят на то, что происходит. Мы не можем даже на это достойно ответить. Вот такая сейчас жизнь, да.

А как вы жили до войны?

У нас всегда была дружная семья: я, муж, сыновья наши. Двое сыновей. Прекрасные, трудолюбивые люди, я горжусь, что воспитала достойных мужчин. Дружно мы жили, хорошо, все вместе. Как любая нормальная семья. И война нас не расколола, не было никаких других мнений и порывов, кроме Единой Украины. Это хорошо. Я ведь знаю семьи, которые распались из-за того, что жена была за «ЛНР», а муж за Украину. Слава Богу, что нас это не коснулось.

Муж умер год назад. Теперь сама «путешествую за границу», как у нас тут в шутку говорят. А на самом деле ведь это и есть самая настоящая граница: пограничники, условия проверки и досмотра, как на таможне. Правда, как будто едешь в другую страну. И это так дико выглядит, я часто езжу на подконтрольную территорию, но до сих пор время от времени меня пронзает такая мысль: одна страна, разбитая на куски. Много говорят о единстве, но приезжайте на КПП в Станице Луганской, посмотрите на единство. Серая очередь, огромное количество людей, медленно продвигаются. Инвалидов везут на колясочках, а через мост, если повезёт, немощных людей и их вещи кто-то может перевезти на «кравчучке».

Всё это вызывает такое отчаяние, такую беззащитность и слабость, как будто ты птица, сидишь со сломанным крылом, а к тебе подкрадывается кошка, и ты не можешь никуда увернуться. Мне страшно, потому что жизнь так изменилась, стала такой жестокой, а я не могу защититься от неё. И я здесь совсем одна.

Дети предлагали вам помощь с переездом?

Да, дети есть – двое сыновей, прекрасные люди, оба давно живут и работают на подконтрольной территории. И оба, конечно же, просят, даже умоляют переехать к одному из них. Но я решила остаться дома. Мне кажется, никакая мать не хочет под старость стать обузой для своих детей. Я относительно здорова, могу сама о себе позаботиться, в маразм не впала. Да, дети меня любят, я воспитала достойных мужчин, и довольна своими сыновьями. Это самое главное для меня как для мамы. И я никогда не пойду на то, чтобы нарушить равновесие в их семьях: оба женаты, есть дети, и неизвестно, как оно пойдёт, если я поселюсь у кого-то из них. Мир в семье дороже всего.

И ещё боюсь, что умру я, если перееду. У нас сколько соседей уже умерло вот так. Дети их забирают, стареньких, а они за полгода на новом месте угасают. У меня уже нет никакого большого будущего, единственное, чего я хочу, чтобы меня не гнали из дома, и хочу увидеть мир. Очень хочется услышать, что закончилась война, и что оккупанты ушли в свою Россию. Тоже ещё, вот ведь дикость-то, Россия на нас напала… Кто бы мог подумать, что мы имели под боком такое зло, видели, как это зло подминает под себя мир по частям, и ничего не сделали, чтобы укрепить свою армию, чтобы защитить свой народ, свою страну, на тот случай, если чокнутый сосед окончательно сойдёт с ума.

Пока вот так – живу у себя дома, жду освобождения, часто плачу, больше – молчу. По телевизору смотреть нечего совершенно. Спасает хозяйство небольшое, есть, о ком заботиться, и вроде как не одна. Есть коты, собачка. И бездомных тоже подкармливаю, ох, как жалко, люди уезжают, своих питомцев бросают одних, и они ходят голодные, несчастные, не знают, куда им идти, и всё ждут хозяев обратно. И больше никогда их не увидят. Поэтому мне их очень жаль, и я с ними делюсь и хлебом, и колбаской. Они благодарные, знаете ли. И очень добрые.

Как часто вы посещаете Станицу Луганскую?

Ну, как все, наверное. За пенсией езжу, за лекарствами, которых у нас нет. Ещё есть разница в стоимости продуктов питания и предметов обихода, тоже покупаю в Станице. У нас в Луганске всё или очень дорого (что не можешь себе позволить так потратиться), или же очень низкого качества, что всё равно придётся два раза покупать. Потому покупки стараюсь делать в Станице. Тяжело везти, конечно, вроде бы немного мне и нужно, но всего понемногу: то, сё, килограмм того, полкило того, вот и набирается приличная сумка. А передвигаться надо быстро, автобус ждать меня не будет. Иногда везёт, и можно кого-то за небольшую денежку попросить перетащить эту сумку через мост.

Вы видели этот мост? Представляете, что такое ходить по нему? Я ещё высоты боюсь, и так страшно становится, когда толпа людей идёт по этому мосту, и он аж как будто шатается, и мне кажется, что мы сейчас все перевернёмся, и погибнем. Я очень боюсь такой смерти. Очень тяжело там ходить, люди гибнут, и вроде как иностранцы же об этом тоже часто говорят, судя по новостям, но никто не строит новый мост. А иной раз как подумаю, что если его вдруг всё-таки будут строить, то мы же тут будем полгода сидеть без выезда…

Да, такая стала жизнь. То, о чём бы и не подумал переживать до войны, теперь стало ежедневной реальной проблемой. Мне бы хотелось, чтобы кто-то приехал сюда к нам, и снял фильм о том, как здесь проходит всего-навсего один наш день, чтобы мир увидел, как живут люди, которые зависят от вооружённых бандитов, имеющих возможность и получивших от России право нас истязать. И ничего им за это не было и не будет, разве что Бог покарает. Мы здесь уже столько видели и изнасилований, и убийств, и ограблений, что не верится, что все эти преступники понесут наказание. Да и где их будут наказывать, куда сажать? Не хватит тюрем, невозможно это.

Вы общаетесь с кем-то на подконтрольной территории?

Конечно. Во-первых, со своими детьми и их семьями. Я читаю украинские новости на планшете, сын научил, как пользоваться, и как потом чистить следы, что я там искала в интернете. Планшет с собой не вожу, дома лежит, от греха подальше. С людьми в Станице общаюсь. По-разному бывает. Знаете, нас ведь за что не любят – что мы приезжаем, и подобно саранче сметаем все деньги из банкоматов, создаём огромные очереди в магазинах. Сравнение, может быть, несколько грубое, но ведь это так примерно и есть… Мы приезжаем, нас много, и местные недовольны тем, что мы везде, и создаём для них неудобства. Я прекрасно это понимаю, хотя время от времени и случаются какие-то мелкие словесные стычки. Стоишь у банкомата, например, пытаешься разглядеть, что там написано на экране, волнуешься, чтобы правильно всё понажимать там, и вдруг за спиной слышишь голос: «Понаехали за своими пенсиями, ни пройти, ни проехать!». Стараюсь больше молчать в таких ситуациях. Это не люди злые, а война всех ожесточила, сделала несчастными, перепуганными, и поэтому – агрессивными, готовыми броситься защищать своё. Даже если никто и не нападает.

Люди между собой всегда найдут, как договориться. Больше пугает то, что о нас сложилось такое мнение, как о предателях и перебежчиках на российскую сторону. Для меня это всегда было удивительно и очень больно. Мы страдаем от войны, мы живём на войне, неужели непонятно, что это – ад? Где тут искать виноватых? Мы же все украинцы, все, как пальчики на руке, нельзя же отрубить, выбросить, и сказать, что так и было… Господи, как это всё страшно… Мне хочется попросить людей вспомнить, что они люди, что ненавидеть надо Россию, а не меня. Я всю жизнь живу в Украине, работала только в Украине, здоровье отдала украинскому предприятию, прекрасных сыновей родила в Украине, и они остались в Украине и приносят пользу Украине. Надо помнить, что мы все живём в одной стране. А забрать эту страну у нас хочет Россия, а не Луганск…

Говорят, что мы все тут ходили на «референдум». Деточка, ну вот я ходила на «референдум», и что? Я ходила и голосовала «против». Я в чём-то виновата? Я сделала всё, что могла сделать. Это не было голосование, не было выборов у нас, просто на ксероксах делали кучу «бюллетеней», и сами заполняли. Стыдно через пять лет не знать хотя бы этого.

Каким вы видите будущее Луганска?

Вижу я сейчас всё в чёрном цвете. Давайте, я лучше расскажу о том, каким я его хочу видеть, это будущее моего родного города. Я хочу видеть Луганск снова при Украине, украинским городом, хочу надеть вышиванку и выйти на День Независимости на праздник, послушать наши красивые песни, посмотреть на улыбающихся людей. Это моя мечта – увидеть Луганск таким. Живу, жду. Жива, и спасибо.

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook

Иллюстративное фото: Jeremy Wong on Unsplash