В августе 2014-го года я жила у бабушки в Новоазовске. Вернее, и у бабушки, и у сестры. Пребывание в доме сестры объяснялось просто: я перешла на удаленную работу, а у нее был интернет.

Новоазовск в то время еще оставался подконтрольным Украине. В поселке Седово (его пригороде) в пансионатах размещали беженцев из зоны АТО (теперь ООС – ред.). В центре городка можно было увидеть бойцов-добровольцев из «Азова» и «Днепра». Считалось, что они обеспечивают полную безопасность границы – ведь от Новоазовска до нее рукой подать.

Днем город казался мирным, счастливым и полностью украинским. Милиции в нем был даже избыток: не зная, куда деть людей из оккупированного Донецка, их начальники наводнили ГАИшниками весь Мариуполь и Новоазовский район. Только ночью война и близость врага напоминали о себе.

Еще до моего приезда из Донецка новоазовских пограничников обстреляли пару раз. Среди них были раненые и погибшие. Кое-кто из донецких знакомых-ватников пытался доказать мне, что этим занималась Нацгвардия, приплывая с минометом из Мариуполя к российской границе. Было смешно такое слушать, потому что я знала – подплыть более-менее близко к берегу в нашей части Азовского моря очень сложно. Песчаные косы, отмели для неместного человека представляли собой настоящий лабиринт.

Однажды ночью, почти сразу после приезда в июле, я проснулась от далеких глухих взрывов. Потом их пару дней не было. Потом они повторились снова. Во второй половине августа ночные обстрелы границы стали ежедневными и привычными. Я перестала от них просыпаться. Взрывы никогда не звучали днем. При ярком свете было легко верить в мир.

В День Независимости у меня случилась неприятность – сломался штекер на проводе интернета. У родственницы, жившей в многоэтажке над морем, интернет был. После звонка и предварительной договоренности, отправилась в гости.

Наташа была рада меня видеть. Спросила, какая ситуация в Донецке. Мне было не совсем ясно, какова ее позиция, когда она сказала, что «хочется, чтоб ушли все защитники – и те, и эти». Думать над этим или спорить было некогда – надо было быстро написать несколько текстов. Солнце стояло еще высоко. И вдруг я услышала ночной звук. Взрыв на границе. И еще. Подошла к окну, которое выходило в сторону границы. Вдали виднелись вспышки. «Я их раньше только ночью видела», – удивилась родственница.

Мне это не понравилось так, будто неведомые преступники нарушили негласное правило этикета. Оно позволяло им бесчинствовать ночью, но никак не днем. Посмотрев на вспышки вдалеке и послушав взрывы, вернулась к работе. Настроение пропало: в стране война, а я сижу и пишу что-то веселое и легкое. Позавидовала тем, кто живет далеко от границы: им хорошо у себя там ждать, чтоб журнал вышел обязательно вовремя.

Поработав где-то до 22-х и чувствуя, что злоупотребляю гостеприимством хозяев, вернулась домой. «Рыбаки в море видели взрывы при дневном свете и сказали, что они с российской стороны границы», – сообщил папа при моем появлении в кухне. «Я тоже их видела», – подтвердила я.

Это показалось плохим знаком. Сначала они приучили нас, что обстреливать границу ночью – нормально. Теперь приучают к обстрелу днем. А что дальше?

25-го августа утром проснулась от уже привычных взрывов. Хотела перевернуться на другой бок и еще поспать  – 7 утра. И вдруг услышала что-то новенькое – громкий свист, прозвучавший, будто над самой крышей. Я уже знала, что свист – это что-то летящее недалеко, но не в тебя. В кухне уже тревожились и крестились. Муж сестры с телевизором под мышкой пошел в погреб под гаражом. Сестра ринулась туда же с ноутбуком. «У меня журнал сдается…», – начала я и поплелась следом за ними. Что-то, что свистело, свистело там, где была международная трасса в направлении Мариуполя. И автомобильный мост.

Позже соседи рассказали, что по этой дороге россияне гнались за украинскими бойцами, попутно обстреливая их. В интернет потом выложили снимки с поврежденными столбами электропередач, разбитыми стеклами и поцарапанными фасадами домов, которые стояли слишком близко к дороге. Дом сестры от этого моста находился в нескольких сотнях метров, поэтому мимо нас никто и ни за кем не гнался, но слышно все было прекрасно. Ближе к обеду на краю моста появился белый бесхозный микроавтобус. Как все говорили – с взрывчаткой.

В связи с свистопляской на трассе и подозрительным микроавтобусом, автовокзал решил временно приостановить работу. Прибежав туда, я не застала никого и ничего, кроме новенького жовто-блакитного флага над запертой застекленной дверью. Хотелось взять его на всякий случай себе, но он висел слишком высоко для меня.

«Автовокзал 25.08.14 временно закрыт» – что-то такое написали на объявлении на дверях. Тишина в городе становилась просто зловещей, люди спрятались. Солнце ярко светило, но на фоне далекого гула и отдельных взрывов даже яркость освещения казалась ненормальной. Отсутствие всех погнало меня обратно домой – туда, где кто-то был, где остался телефон, и можно было что-то спросить.

Подвал сестры мне не понравился. Работать явно не получалось, и я пошла к бабушке. Папа как раз деловито спускал в глубокий бабушкин подвал с вентиляцией кровать, матрасы и одеяла. А еще – сковороду с жареной картошкой и куриными ножками. Неприятные звуки прервали его завтрак. «Голову надо помыть, пока горячая вода есть», – осенило меня, и я отправилась в ванную.

Прямо оттуда, с еще мокрыми волосами, папа за руку затащил меня в подвал. Свистело так, будто теперь летало совсем неподалеку от бабушки. Но взрывалось где-то вдалеке. Бабушка спокойно сидела во дворе и обмахивалась газетой. Я села на крылечке подвала с телефоном. На случай, если исчезнет мобильная связь, надо написать хоть кому-то. «Ночевать будем в подвале», – заявил папа.

Потом пришел сосед. Он вышел прямо на крышу многоэтажки и осмотрел окрестности в морской бинокль. Спустившись, рассказал, что в городе вроде бы ничего серьезного не происходит, людей нет, но зато по старой дороге, которая через степь проходит параллельно международной трассе в Мариуполь, прошла колонна военной техники. Не украинской. Потом сосед позвонил приятелю, который собирался сегодня в Ростов по делам. Приятель сообщил, что пока не может попасть не то что в Новоазовск, но даже в Украину, потому что через границу никого не пропускают российские пограничники, а на самой границе стоят российские танки.

Такое мне совсем не понравилось. Позвонила своему другу из «Днепра-1» Игорю, чтоб узнать, когда в городе наконец все устаканится. Но вместо этого он сам засыпал меня вопросами: «Есть ли в городе милиция? На чьей она стороне? Видел ли кто-то в городе россиян? Не ездит ли где-то вражеская техника?»

Милиционеров двоих я видела. Они куда-то пробежали мимо нашего дома и исчезли. Начала пояснять Игорю, где на самом деле есть российская техника. Он оживился, потом сказал: «Сейчас я передам трубку своему командиру и повтори ему все еще раз». Вежливый, но немного встревоженный мужчина еще раз задал те же самые вопросы. Потом добавил «Спасибо, вы нам очень помогли» и передал трубку опять Игорю.

– Вы пойдете прямо туда и всех их прогоните обратно за границу? – радостно спросила я.

– Нет, маленький глупый котеночек. Мы уйдем так, чтобы самим с ними не встретиться. У нас же только автоматы.

Людей на улицах по-прежнему не было. Только я бегала туда-сюда между домом сестры и бабушки. С мобилкой в руке.

– Сними красное платье. Тебя в нем издалека застрелить – раз плюнуть. Еще и в телефон ходишь и говоришь, – раздраженно приказал отец.

…Я почувствовала себя обманутой и разочарованной. Папа обманул меня, когда сказал, что в Новоазовске всегда будет тихо и спокойно, что б ни делалось вокруг. И интернета у меня нет, потому что штекер сломался. А у меня журнал сдается… В подвале я сидеть не хочу, видеть тут россиян – не хочу, быть отрезанной от нормальной жизни против моей воли – не хочу!!!

Было тихо, папа обустраивался в подвале. Я прошла в дом, надела майку, джинсы, закрытые сандалии на мягкой подошве. Напихала вещей в сумку на колесиках. Пакет с документами, банковскую карточку и деньги положила в рюкзачок. Толстую кофту после колебаний решила оставить – в сумку не лезет, в руках нести – жарко.

«Они сказали, что после 14 обстреляют город, если все украинские военные не уйдут», – сказал папа, собравший где-то свежие сплетни. На часах было 12. Тихо. Самое время уйти.

«Ты куда?» – спросила бабушка. «К сестре», – бодро отозвалась я и покатила чемодан к ее дому. Потом свернула в ближайший переулок и устремилась к морю. Мой расчет был очень прост: никакой танк, даже самый навороченный не отправится в сторону старого пешеходного моста. Перейдя через него, окажусь в поселке Еланчик, а там выйду на трассу. Если услышу что-то подозрительное, то сразу сверну на пляж. Заблудиться невозможно – иди себе все время вдоль моря и попадешь в Мариуполь. И вообще возле моря ничего не страшно.

Пешеходный мост между Новоазовском и Еланчиком

Старенькую остановку местного автобуса у пешеходного моста обновили перед Днем независимости – побелили, нарисовали на внутренней стене желто-голубой флаг и написали «ПТН ПНХ». Эта надпись, увы, не поможет, как оберег, против тех, кто хочет занять город. Но откровенно даст понять, что рады им тут не все…

В Еланчике в магазине купила бутылку Schweppes. В это же время услышала за спиной и вдали сбоку глухие взрывы. Наверно, в нескольких километрах от меня. «Вы в Мариуполь?» – спросила слегка завистливо продавщица.

За Еланчиком было Самсоново. За ним – Безыменное. Иногда мимо проезжали машины. Очень быстро. Сколько не махала им руками – бесполезно. А ехали они откровенно в Мариуполь, но мои проблемы им были ни к чему. Сумка противно гремела колесиками по раскаленной дороге. Сандали, хоть и закрытые, как-то успешно набирали с обочины пыль и камешки. Schweppes нагрелся. И тут зазвонил телефон. Папа.

– Ты где?

– Возле Безыменного, – честно ответила я.

– Что ты там делаешь?

– Иду в Мариуполь.

Папа начал ругаться. Главным содержанием ругательств было то, какой у него глупый ребенок. Хотя и взрослый.

– Что ты будешь делать в Мариуполе? – спросил он.

– Пойду к подруге, – ответила я.

– Позвонишь мне через пару часов и расскажешь, где ты находишься.

– Угу, – согласилась я.

Идти было не страшно, но очень жарко и утомительно. Я казалась себе совсем маленькой, одинокой и беззащитной. Упрямой, потому что честно собиралась пройти пешком 40 км, но такой, от которой ничего не зависит. «Русский мир» решил, что я в нем буду жить, а я могу вырваться из его нежеланных объятий, но не более…

Позднее я узнала от Игоря, что новоазовских пограничников россияне окружили прямо на их рабочем месте. Видимо, большинство из них обиделось на «дружеские обстрелы» с соседней территории, потому что они с оружием пошли на прорыв и потом отправились вместе с бойцами «Днепра» в Мариуполь. К пограничникам и добровольцам, тоже прихватив автомат, присоединился сотрудник рыбинспекции. Но все это я узнала лишь потом…

…Вокруг не было никого, кроме меня, потому что мелькавшие изредка машины были не в счет. Больше не пыталась их остановить, потому что они все равно не останавливались. Попробовала насвистывать под нос «І все буде добре», что подбадривало в Донецке, когда приходилось идти одной по большой и неуютно пустой улице. Но в горле быстро пересыхало, да и не помогало что-то.

«Пусть им всем будет стыдно», – подумала я. Раз все эти сограждане-вроде-украинцы считают, что за городом на трассе женщина хрупкой комплекции просто так по жаре гуляет с чемоданом и рюкзаком. Лучше бы их вообще тут не ездило. Где-то за спиной, там, где меня уже давно не было, что-то гремело и бухало. Неожиданно одна машина впереди сама остановилась. Из нее высунулся пожилой мужчина и замахал руками:

– Девушка, вы в Мариуполь?

– Да.

– Скорее идите сюда, мы вас подвезем до Восточного – у нас там родственники.

Села, и мы поехали очень быстро. На учреждениях нам весело подмигивали желто-голубые флаги. Они показывали, что лично у этих сел пока все в порядке. Только у Широкино неприятно сжалось сердце. Мне в голову вдруг пришла мысль: «А что если я больше никогда не увижу его таким? И единственное, что сейчас могу – запомнить?» От этой неожиданной мысли на глазах выступили слезы… Стало очень-очень жаль Широкино, которое спокойно нежилось в лучах горячего летнего солнца.

– А вы сами – откуда? – решила спросить этого замечательного, с моей точки зрения, человека и его жену.

– Из Тореза мы, – печально вздохнули супруги. – Хотели переждать АТО в Седово, подышать у моря свежим воздухом, а потом вернуться домой. Теперь поедем в Полтавскую область – не хочется что-то в Мариуполе задерживаться.

А потом – Мариуполь. Веселые и беззаботные люди на улицах. Желто-голубые сердечки и надписи «Мы любим Азов». Много людей, разговоры и городской транспорт. Такой разительный контраст по сравнению с Новоазовском, который притих, не зная еще, что с ним будет дальше…

Милые люди из Тореза, которые собирались почти без остановок бежать от «русского мира» под Полтаву, взять предложенные деньги отказались. «Что вы, что вы, не надо – разве можно не помочь в такой ситуации… Мы сами не можем передать, что чувствовали, когда уезжали из своего города».

Иллюстративное фото: Priscilla Du Preez on Unsplash

Читайте «Черноморку» в Telegram и Facebook